Это мгновение - К. С. Отем Страница 44

— Всегда был шанс, что именно здесь я закончу, — начинаю я, складывая руки на коленях. — И мне нужно было, чтобы они позвонили кому-то, кому было бы всё равно, жив я или мёртв. — Джейми резко вдыхает, обиженно выдыхает, но ничего не говорит. — Я не разговаривал с мамой с похорон, а мой отец…

Я пропускаю остальную часть объяснения. О делах с моим отцом трудно говорить. Я бы подумал, что забыть маму будет труднее всего, но это не так.

Может быть, потому что я наконец понял, что Купер делал всё это время — что она недостаточно заботилась о нас, чтобы заслужить всё то время, которое я тратил на неё.

— После смерти Купа я долго и упорно думал об этом и решил, что, если со мной когда-нибудь что-нибудь случится, мне нужен человек, который со всем справится и не будет заботиться обо мне.

— Итак, ты выбрал меня. — Голос Джейми мягкий, более низкий, чем раньше, и его горло подрагивает, когда он громко сглатывает. Он вытирает глаза и кивает, как будто приходит к какому-то выводу. — Ты прав, мне всё равно, — говорит он, вставая.

В его голосе слышится резкость, которой раньше не было, и хотя он всего лишь соглашается со мной, его слова жалят. Я потираю грудь, и его глаза снова останавливаются на моём запястье, прежде чем он замечает, что я следую за его взглядом. Затем он встаёт выше и похлопывает по кровати рядом с моей ногой.

— Я собираюсь найти доктора и узнать, не нужно ли им что-нибудь от меня. Я должен вернуться, у меня есть работа и девушка... — он останавливает себя, качая головой. — У меня есть жизнь, к которой я должен вернуться.

С этими словами он выходит из комнаты, и я тяжело выдыхаю, когда глубокая боль поселяется в моей груди.

Не осталось незамеченным, что, несмотря на всё, что произошло между нами, он пришёл сюда.

Ради меня.



Джейми не возвращается в течение нескольких часов, и я полагаю, что он умыл руки.

Часы тянутся медленно, пока медсестры осматривают меня. Визит к врачу, который мне нужен, всё откладывается, поэтому я сплю, смотрю в окно и постоянно спрашиваю, когда смогу уйти.

Сразу после того, как передо мной поставили поднос с ужином, подходит другой врач. Она старше всех других врачей и медсестер, которые меня осматривали, и у неё сильный шотландский акцент. Она читает мою карту, сообщая, что порез на моей руке поверхностный — я не задел ни вен, ни артерий — и у меня небольшое сотрясение мозга.

Все это я уже знал.

Она добавляет, что им больше не нужно лечить сотрясение мозга или обезвоживание, поэтому я просто жду окончательного осмотра врача. Она говорит мне, что их обязанность заботиться обо мне — убедиться, что я не представляю опасности для себя, и я понимающе киваю, заверяя её, как и всех остальных, что я не склонен к самоубийству — больше нет. Что со мной всё в порядке и что я действительно просто хочу домой.

Я снова засыпаю, потому что мне скучно, а не потому что я устал, и когда я открываю глаза, он рядом.

Джейми.

Он развалился в том же кресле, в котором сидел раньше. На нём другая толстовка с капюшоном, но те же синие джинсы. Мое сердце выбивает ритм, который говорит: «Ты вернулся», и его зелёные глаза встречаются с моими. Они говорят: «Я вернулся». И мы смотрим друг на друга больше ударов сердца, чем я могу сосчитать.

— Хорошо, мистер Кэррингтон, — говорит врач, входя в палату и отрывая мой взгляд от сводного брата. — Извините за долгое ожидание, но в любом случае было полезно оставить вас здесь для наблюдения.

Он представился как доктор Граймс, член группы психиатров. Когда он спрашивает меня, хочу ли я, чтобы Джейми ушел, я качаю головой, потому что по какой-то причине мне нравится чувствовать, что он находится в комнате со мной.

Доктор Граймс тратит тридцать минут на обсуждение инцидента и пытается определить, представляю ли я опасность для себя или у меня есть какие-либо намерения снова причинить себе вред. Он спрашивает о лекарствах от депрессии и тревожности, которые мне раньше прописывали, и я признаюсь — глядя куда угодно, только не на него или Джейми, — что перестал их принимать после смерти Купера.

Недели, предшествовавшие его смерти, были одними из первых, когда я действительно почувствовал себя хорошо. Когда он умер, я подумал, что больше не заслуживаю таких чувств.

Доктор записывает все эти заметки, и я хочу спросить его, что он думает. Я хочу спросить его, было ли достаточно трех лет — достаточно ли я наказал себя. Я хочу сказать ему, что все, чего я хотел, сидя на полу в ванной, это снова увидеть своего близнеца, и я хочу спросить его, есть ли хоть какой-то шанс, что Купер знает, как мне жаль. Но я не знаю. Вместо этого я сохраняю ясное выражение лица, отвечаю на его вопросы, киваю в нужное время и делаю все, чего от меня ожидают.

— У вас дома есть кто-нибудь для поддержки? — спрашивает доктор Граймс. — Кто-нибудь, кто может вас проведать? — он смотрит в свои записи. — Я вижу, вы сказали медсестре, что живете один.

Джейми ерзает на своем месте, но я не спускаю глаз с доктора Граймса.

— Да, у меня есть кое-кто, кому я могу позвонить.

Краем глаза я вижу, как Джейми снова шевелится: сомневаюсь, что он мне верит.

— Отлично. В таком случае я собираюсь выписать вас обратно к вашему терапевту, где вы сможете записаться на прием и обсудить лечение. Я также рекомендую разговорную терапию. Я могу отправить направление сегодня, если это то, что вы хотели бы рассмотреть?

Я киваю, и доктор Граймс продолжает:

— Я сообщу вам подробности о кризисной группе, если вам срочно нужно будет с кем-то поговорить. Но прежде чем вы сможете уйти, нам нужно разработать план безопасности.

Джейми прочищает горло, прежде чем заговорить.

— Что это?

Доктор Граймс не отрывает взгляда от меня и отвечает:

— Это план, который мы разрабатываем вместе с пациентом, чтобы определить его риски, а также выявить ранние признаки тревоги и потенциальные триггеры.