Твое имя - Эстер И Страница 43

Глядя на то, как она играет, дети взволнованно делают несколько шагов назад. Конечно, писательница не имеет никакого реального влияния на фонтан. Но она проявляет такую пророческую чувствительность к его динамике, что художница начинает верить в то, что пока длится песня, странный мир, в котором она живет, находится в руках ее подруги. Художница чувствует себя в безопасности, укрывшись в складках неуловимой внешней логики, которая любит ее.

В финальной сцене две девушки находятся в спальне художницы. Камера фиксирует их через дверной проем. На полу лежит холст. Художница встает на четвереньки, чтобы заглянуть за край холста, будто бы это пруд. Писательница заглядывает через плечо своей подруги. В тот момент крупным планом показывается картина, которая заполняет весь экран.

Далее за кадром звучит монолог художницы. Она рассказывает, что первые мазки ее картины на холсте были посвящены подколенной впадинке писательницы. И что никогда прежде она не начинала портрет с чего-то, кроме лица персоны. Как только она полностью написала оба колена, она уговорила их рассказать ей о человеке, которому они принадлежали. В звенящий унисон они сообщили, что никогда не видели лица своего владельца. Они знали только то, что она всегда разговаривала с кем-то по имени Мун. Они не были уверены, что это значило. Может быть, всех ее подруг звали одинаково – Мун. Может быть, она все еще была в постели со своим любовником Муном. Может быть, она поклонялась богу Муну. Кем бы он ни был, ее колени знали, что неустойчивое самоощущение писательницы рухнет без него. Поэтому им нравилось представлять, будто Мун существует на самом ее теле.

Услышав это, художница ощутила прилив вдохновения.

– Меня тошнит от лиц, – сообщила она. – Пришло время взглянуть на мир иначе. Почему бы нам не начать смотреть друг на друга с тыльной стороны наших коленей? Почему мы не можем видеть друг друга коленом к колену, а не лицом к лицу?

Я встала и подошла к простыне. Картина представляла собой портрет моего обнаженного тела сзади. На нем мои волосы были черными и коротко подстриженными. Я смотрела через левое плечо, но моя шея была вывернута до такой ненормальной степени, что было видно все мое лицо. Складки на шее были закручены по спирали, словно резьба на шурупе, а голова будто бы все сильнее вкручивалась в щель между плечами. Но это было не самое странное. Лицо Муна, казалось, выросло у меня на голове и сдвинуло мое лицо влево. Его левая щека плавно переходила в мою правую. Поскольку ракурс давал преимущество моему лицу, лицо Муна было видно только частично, но, вероятно, оно предстало в завершенном виде, как и мое. У нас была одна голова на двоих. Никто из нас не улыбался.

Никогда прежде не существовало такого образа: Мун и я, вместе, как одно целое. На картине мы слились воедино с совершенством, о котором другие пары могли только мечтать. Наши щеки слились в одну – это было сексуальнее, чем секс. Я слушала левым ухом, он – правым. Мы шпионили друг за другом. Мир нападал на нас как на единое целое; мы больше ничего не переживали в одиночку. Смех одного из нас становился заразительным для другого. И тогда становилось почти невозможно перестать смеяться, смех только усиливался, перенапрягая нашу общую пару легких.

Я повернулась к О.

– Покажи мне портрет, – попросила я.

О ничего не ответила. Ее глаза были прикованы к моей груди. Я посмотрела вниз. Фильм крутился над моей грудью, которая была слишком маленькой, чтобы нарушить целостность изображения. Только когда фильм закончился, О обратила на меня внимание:

– Я надеюсь, ты согласна, что кино подходит мне гораздо больше, чем живопись.

О расхаживала по комнате, скрестив руки на груди. Она проигнорировала мои неоднократные просьбы посмотреть картину. Тем временем на окно спальни периодически распылялось черное вещество, как будто кто-то пользовался садовым шлангом.

– О, – сказала я. – Ну же.

– Это больше не мое имя.

– Что, ты теперь снова будешь Осеол?

– Нет.

– Хорошо, тогда кем?

Она остановилась передо мной.

– Я встретила кое-кого, – начала она. – Я изменила свое имя на то, которым будет меня называть только он. Мне понадобилось несколько дней, чтобы выбрать имя. Я хотела взять два слога, которые раньше никогда не соединялись. Мне жаль, если ты пыталась до меня дозвониться. Но мне пришлось отключить свой номер. Мне пришлось отключить все, чтобы я могла сосредоточиться на том, что я чувствую. Как будто я сгораю заживо. Кстати, тебе придется продолжить называть меня О. Я хочу убедиться, что ты понимаешь, что это больше не мое имя, даже если ты продолжаешь его использовать. Мне нужно, чтобы все знали, что они неправы, чтобы ощущение своей правоты было только у него.

О продолжала взволнованно рассказывать свою историю. Оставив меня возле «Полигон Плаза», она впала в странное настроение. Она не чувствовала себя готовой вернуться домой. Поэтому она вышла из метро в Итэвоне и гуляла до поздней ночи, наблюдая, как корейцы бродят по людным улицам за ручку с иностранцами. Именно тогда она увидела его. Он шел впереди нее, полный решимости побыть один. Ее тронуло то, что она стала свидетельницей его одиночества среди стольких беспокойных людей. Его синие брюки обтрепались на концах, а черные оксфорды, судя по всему, были разного размера. Его густые черные волосы торчали во все стороны. Прическа была свежей, и это наводило на мысль, что он сам подстриг их в какой-то переломный момент. О последовала за ним в ночной клуб. Она сидела за столиком в темном пространстве возле танцпола и наблюдала, как он ввязывается в драку. Синие огни хаотично раскачивались над головой. Мужчина время от времени появлялся между головами других людей. Ей было невыносимо видеть, как его лицо резко заслоняют лица, которые для нее ничего не значат. О почувствовала, что совершенно теряет равновесие при виде его красоты. Она заказала столько напитков и еды, что их хватило бы на весь ее столик. Она хотела почувствовать отвращение к их сравнительной посредственности и оставить все нетронутым.

Угрожающе заурядный мужчина остановился, чтобы спросить, где ее можно найти в интернете, но она молчала. Ей нечего было ему сказать, потому что в тот момент каждая часть ее тела была абсолютно невиртуальной.

Вот так и начались их отношения. Сунг был сценаристом исторических драм, но у него были большие амбиции, желание