Взлетай и падай - Сара Штанкевиц Страница 4

– Картер, поспи немного. И оторвись за меня в Европе!

Я, наконец, высвобождаюсь из его объятий, хотя меня так и тянет обратно в постель. Когда я выхожу в коридор, то слышу грустную усмешку.

Ненавижу, когда его смех звучит грустно.

– Я люблю тебя, Скай-Скай! – кричит он вслед, и от этих слов мое сердце делает сальто.

– Я тоже тебя люблю.

Боюсь, что теперь эти слова звучат совсем не так, как еще несколько часов назад…

Выйдя в ночную прохладу, я отстегиваю велосипед, сажусь на скрипящее седло и уезжаю. Я наслаждаюсь тем, как ветер гладит мне лицо и остужает пыл, который разлился по телу как лесной пожар. Единственное, что ветер успокоить не может, – мои мысли.

Пятнадцать лет.

Вот как давно мы с Картером лучшие друзья. Родственные души. Одно сердце на два тела. И сегодня мы перешли границу, через которую переступать не стоило.

Сейчас полночь, машин почти нет, поэтому, когда мне приходит уведомление о новом сообщении, я прямо на дороге достаю телефон из кармана штанов и читаю.

Черт, вся постель пахнет тобой, Скай. Не хочу никуда лететь. Шесть месяцев без тебя?

Я смотрю на его слова, резко давлю на тормоз и слезаю с велосипеда. Через секунду приходит второе сообщение.

Это будет ужасно.

Дрожащей рукой набираю ответ, а второй веду велосипед.

Картер, ты что, совсем?! Это твой шанс! Crashing December! Да ты об этом внукам будешь рассказывать!

Картер начал писать для музыкальных журналов, когда ему исполнилось шестнадцать. Сначала это было хобби, потом стало профессией. Два месяца назад ему предложили поехать в тур по Европе, пожалуй, с самой перспективной молодой рок-группой Англии, освещать концерты в поддержку нового альбома и написать книгу о группе и ее солисте. Лучше Картера на эту работу никого не найти! Ведь он человек с внешностью рок-звезды и душой писателя. Тот, кто всегда мечтал написать книгу.

Но как бы сильно я ни радовалась за него, мне так же хочется, чтобы он остался со мной, а не сел на самолет, который через пару часов заберет его в Лондон.

Я как парализованная смотрю на телефон и, увидев, что Картер отвечает, задерживаю дыхание. Перед глазами танцуют три точки, а потом снова исчезают. Потом он снова печатает, но прерывается, и это сводит меня с ума. Картер всегда знает, что хочет сказать, но сейчас он как будто не находит слов. Когда от него приходит следующее сообщение, я выдыхаю весь накопившийся воздух.

Что же мы сделали, Скай?

Я снова и снова читаю это сообщение. Всего пять слов, но для меня будто целый роман.

Да, что же мы сделали?

Я перехожу дорогу перед домом, большой палец завис над экраном телефона. Велосипед я все еще веду за собой, так как сейчас не в состоянии сесть на него, потому что телефон нельзя выпускать из виду.

Я вздрагиваю, услышав громкий визг.

Яркие фары приближаются с опасной скоростью, от громкого гудка у меня едва не лопаются барабанные перепонки.

Когда я, наконец, выхожу из оцепенения, становится уже слишком поздно. На меня наезжает джип и протаскивает несколько метров вместе с велосипедом.

Все происходит быстро.

Слишком быстро.

И пока у меня темнеет в глазах, я понимаю, что после этой ночи жизнь никогда не будет прежней.

2 Скайлер

Четыре месяца спустя

– Мам, угомонись!

У меня вырывается нервный смешок, пока я пытаюсь поспеть за мамой – но тщетно. Она устроила в коридоре практически спринт.

– Извини, милая. Просто все так… – Она резко останавливается, и я в последнюю секунду притормаживаю Холли – мое инвалидное кресло, чтобы не наехать маме на ноги. – …Все так волнующе. Почти так же, как в твой первый день учебы. Помнишь? Ты была само спокойствие, а вот мы с Картером все издергались.

– Точно. Я уже собиралась нести вам бумажные пакеты, чтобы продышаться. Но сегодня не первый день учебы, так что расслабься, пожалуйста, – мягко прошу я и глажу ее по руке.

Мои слова верны лишь наполовину. Может, сегодня и не первый день в Ламарском университете Техаса, но я вернулась к занятиям после вынужденного перерыва в четыре месяца.

За четыре месяца моя жизнь разделилась на «до» и «после».

До аварии я была спортивной, обожала танцевать и вместе с Картером прыгать в толпу на концертах. Несчастный случай моментально изменил мою жизнь.

При столкновении с джипом четырнадцатого февраля один из поясничных позвонков был непоправимо поврежден. Нисходящие нервные пути были полностью разрушены, но восходящие практически не пострадали. Это означало, что я обездвижена ниже поясницы, но все еще что-то чувствую. Хоть и приглушенно.

В теории я, конечно, понимаю, как нужно вытягивать правую ногу, но нервные импульсы между мозгом и телом больше не работают.

– Ты права. Я психую. Ладно, давай уже посмотрим, какую комнату тебе выделили. – Слова Пенелопы возвращают меня в реальность, а она тем временем копается в бумажках, которые выдали нам при регистрации. И пусть она не моя кровная мама, а удочерила меня, когда мне было семь лет, в ее присутствии я всегда чувствую себя ребенком. Ее ребенком.

– Двенадцатая. – Я показываю пальцем на верхнюю строчку, где стоит номер комнаты.

Мама смотрит на меня с облегчением.

– Видишь, как я нервничаю? Аж читать разучилась. Пойдем, это уже рядом.

В узких джинсах, конверсах в клетку и бирюзовой блузке она выглядит как девушка до тридцати, хотя ей в следующем году будет пятьдесят. Пенелопа Кэмпбелл – олицетворение выражения «хорошо сохранилась».

– Пришли. Готова? – Она показывает на широкую входную дверь.

Я быстро смотрю вниз на Холли и пытаюсь прикинуть, действительно ли дверь достаточно широка для кресла. Раньше я жила на четвертом этаже. Комната пятьдесят восемь. Но все подходящие для инвалидов помещения были на первом этаже, так что мне пришлось распрощаться со старыми соседями, собрать вещи и переехать. Впрочем, это меня не особо расстраивает.

Мама открывает дверь и первая проходит в мой новый дом.

– Ого! Да она огромная! – Мама с разинутым ртом осматривается, а я следую за ней с не менее удивленным видом. В гостиной диван, обитый коричневой тканью, кресло, тумба для телевизора и небольшая кухня, где стоит повидавшая жизнь микроволновка.

Стены выкрашены в бежевый, окна выходят на север, и из них видно деревья в кампусе.

– Скайлер! Ты только посмотри, какая комната! С ума сойти. Гораздо больше твоей прежней.

Мама взволнованно ходит по комнате. Я вижу, что она уже думает, как тут все можно украсить, и я не мешаю, ведь это приносит ей радость. Я люблю радовать людей, хоть и понимаю, что скоро моя комната наполнится бородатыми гномиками. Пенелопа любит гномов.

– И правда большая.

Я с любопытством осматриваюсь. Кровать гораздо шире, чем в прошлой комнате, а еще оборудована электроприводом для смены положения матраса. Слева от кровати стоит уютный письменный стол, у которого тоже можно отрегулировать высоту и идеально подстроить его под Холли. Теплое вечернее солнце падает прямо на широкую рабочую поверхность и создает причудливую игру света на дереве. Здесь у меня наконец-то будет достаточно места для учебных материалов и кучи книг. Эта комната наверняка стоит целое состояние, но мама не признается, сколько ей придется отвалить за месяц.

– Сейчас сниму мерки с окна для штор и пойду поблагодарю женщину на стойке регистрации.

– Оставь пока рулетку в кармане и лучше помоги мне занести коробки.

– Ты права. Я слишком спешу. Ну, за дело!

Она энергично хлопает в ладоши, и, когда мы возвращаемся в комнату, открывается дверь и входит девушка с каштановыми волосами. У нее орехового цвета глаза, высокие скулы и пухлые губы. Видимо, это моя соседка. Она