Запах твоей кожи (СИ) - Светлана cd_pong Страница 18

Также спасибо моим родителям, которые, в отличие от предков Эрирне, намного больше участвуют в моей жизни, поддерживают во всех начинаниях, пусть и редко демонстрируют свою поддержку). Знаю и верю, что гордятся, пусть и не всегда вслух. Мама, папа, вам приветик! Люблю, когда меня хвалят, и не только я (!) — для вас это просто слова, а для нас невероятное признание с большой буквы!

Ну и спасибо всем остальным, кто поддерживал меня сияющим светом феникса — друзьям и не только)))). Олечка, тебе отдельное спасибо, за поддержку в сааааамом начале, когда я сомневалась стоит ли……

Если я вас затронула… уже 250% дела сделано. Добьём до 300%? До 500%? Амбициозно?)))

Читаем альтернативную концовку. Всем чмоки))) И будьте любимы и любите!!! Даже если это сложно….. Или невозможно…

Альтернативная концовка

Глава шестнадцатая.

Альтернативная версия

Столица Эрине знала с детства — и всегда нравилась.

Здесь пахло свежей выпечкой утром, цветами в королевском саду днём и дымом от уличных фонарей вечером. Здесь она впервые увидела мороженое, впервые услышала скрипку вживую, впервые почувствовала, что мир — большой, но не страшный.

Теперь она вернулась сюда уже как княгиня.

Войд отвёл ей целое крыло особняка — светлое, просторное, с видом на сад. Сам появлялся редко: спрашивал, всё ли в порядке, оставлял деньги на расходы и уезжал.

Будто после той ночи в поместье он отпустил её — не из доброты, а потому что больше не знал, как держать.

Эрине устроилась тихо.

Читала. Гуляла. Писала родителям аккуратные письма, полные «всё хорошо» и «муж заботится».

Но настоящим светом в её жизни стала Ирма.

Свадьба сестры прошла скромно, но по-домашнему — с музыкой, смехом и запахом пирогов. Эрине впервые за годы не прятала глаза.

А через полгода родился Лукас — крепкий, любопытный мальчик с глазами и упрямым подбородком отца Эрине.

Эрине стала в их доме частой гостьей. Купала его, пела колыбельные, шила ему рубашки с вышитыми птицами.

С ним она снова научилась дышать.

Именно тогда она решила написать Мали.

Сомневалась долго.

Боялась: а вдруг та забыла её? А вдруг Тео запретил упоминать её имя?

Но однажды, глядя, как Лукас засыпает с пальцем во рту, она села за стол и написала:

«Здравствуй, Мали. Как ты? Как Агата? А Тео?..»

Ответ пришёл через две недели. Письмо было написано чётко, но с лёгкой дрожью в буквах — будто девочка старалась писать спокойно, но сердце билось слишком громко.

«Миледи,

Ваше письмо я прочитала три раза — и каждый раз будто слышала ваш голос. Очень скучаю.

Новый хозяин добрый. Пожилой вдовец, без детей. Не лезет в дела, даёт работать. Даже позволил нам остаться в прежних комнатах — говорит, что «старые стены знают, как хранить покой».

Агата слабеет. Чаще сидит, но всё равно варит ваш любимый суп с петрушкой. Говорит: «Пусть хоть запах останется».

А батюшка… о вас не говорит. Совсем. Если я спрошу — отводит глаза и уходит. Но по ночам, когда думает, что я сплю, стоит у окна и смотрит на дорогу. Долго. Так долго, что я боюсь — простудится.

Миледи… дом стал тише без вас. Даже ветер шуршит иначе.

Берегите себя.

Ваша Мали»

Эрине перечитала письмо трижды.

Потом прижала его к груди и долго сидела у окна, глядя в сад.

Письма шли почти год.

Потом — резко прекратились.

Она написала трижды. Без ответа.

Попросила Ирму разузнать.

Сестра вернулась бледной.

— Поместье сгорело, — сказала она, не глядя в глаза. — Дотла. Никто не знает, как начался пожар. Возможно, старая печь. Возможно — поджог.

— А они?.. — прошептала Эрине.

— Тел не нашли. Ни Тео, ни Мали.

Ирма замолчала, потом добавила тише:

— Есть надежда, что успели уйти. Но… никто их не видел с тех пор.

Эрине кивнула.

Эрине молча подошла к шкатулке, достала подушечку — ту самую, с травами. Ткань истёрлась, швы полопались, но запах остался: полынь, скошенная трава, лёгкая горечь дыма.

Она поднесла её к лицу. Вдохнула.

И тихо вздохнула.

*Всё, что осталось от него, — это запах в потрёпанной тряпочке*.

И даже это — уже чудо.

Глава семнадцатая.

Альтернативная версия

Пожар начался с кухни.

Агата, оставила на плите котелок с вареньем — забыла, уйдя молиться перед сном.

Огонь из печи лизнул полку с сушёными травами.

Сухие стебли вспыхнули мгновенно — как порох.

Мали первой почуяла дым —горький, жирный, не как от костра.

Выбежала в коридор — и увидела: огонь уже полз по лестнице, как живой.

— Батюшка! Агата! — закричала она.

Тео выскочил из своей комнаты —босиком, в рубахе.

Увидел пламя у потолка.

Побежал к Агате.

Она была в своей комнате — не могла встать, ноги отказали ещё осенью.

Он взвалил её на плечо— но дверь уже загородил огонь.

Окно — заперто изнутри, старое, с ржавыми защёлками.

Он вышиб раму локтем — и толкнул её в сад.

Она упала на камни.

Не вскрикнула.

Просто перестала дышать.

— Агата… — прошептал он, но времени не было.

Он оглянулся — и увидел Мали у двери комнаты.

— Беги! — крикнул он. — В конюшню! Через сад!

Она побежала.

А он — в свою комнату.

На полу, в сундуке под рубашками, лежал лист бумаги.

Тот самый, что Мали принесла ему много лет назад.

На нём — его лицо, нарисованное рукой Эрине:

— взгляд — спокойный,

— штрихи — лёгкие, будто дыхание,

— в уголке — одно слово: «Элиран».

Он схватил лист, засунул за пазуху — и выпрыгнул в окно.

Упал на камни.

Перевел дыхание

Мали ждала у конюшен.

— Агата? — спросила она, дрожа.

Он покачал головой.

Они ускакали на двух конях — без седёл, без еды, без имён.

Позади поместье рухнуло в огонь, как корабль в шторм.

Крыша обвалилась с рёвом, и пламя взметнулось к небу, осветив окрестности на мили.

***

Огонь коснулся его справа:

— лицо — от виска до подбородка,

— шея — до ключицы,

— правая рука — от плеча до кончиков пальцев.

Кожа не просто обгорела — она свернулась, как перегретая кожа.

Где-то — пузыри, наполненные прозрачной жидкостью.