Ошибки, которые мы совершили - Кристин Дуайер Страница 15

– Я поступила в Калифорнийский университет.

– Ты поступила… в Калифорнийский университет в Сан-Диего? – медленно произносит она. Удивленно. А потом…

Сэндри вскакивает. Обнимает меня, крепко прижимает к себе, взвизгнув от восторга. Я стою словно каменная.

– Ты поступила! – Она отходит, радость захлестывает ее, пока не приходит осознание. Сча- стье у нее на лице застывает. – Я так тобой горжусь.

– Спасибо, – отвечаю я, но это звучит фальшиво. Не хочу, чтобы она гордилась и думала, будто я поступила ради нее. – Я получила гранты, финансовую помощь и стипендию. – Хочу, чтобы она знала: я сделала все сама.

– Я так тобой горжусь, – повторяет она, и на этот раз я позволяю себе прочувствовать эти слова.

– Вы с Такером в одном университете! – Бен качает головой, положив руку на плечо Сэндри. – Нас ждет тот еще кошмар, – шутит он.

– Не могу поверить, что Кортни мне не сказала, – бормочет она. – А ты… – Сэндри прокашливается. – Твой отец знает?

Я делаю глубокий вдох, но в комнате совсем не осталось кислорода.

– Нет. Я с ним не говорила.

Ее мозг пытается сосчитать, сколько времени прошло с тех пор, как я получила письмо о поступлении, и как давно, получается, состоялся мой последний разговор с отцом.

– Он будет рад за тебя, когда ты с ним увидишься. Знаю, папа по тебе скучает.

Мне хочется ей сказать, что ему не пришлось бы скучать по мне, если бы она не отправила меня в Калифорнию. Колледж просто станет очередной байкой, которую он будет рассказывать, чтобы они считали его хорошим отцом, словно он выполнил родительский долг.

– Ага, – говорю я, просто чтобы она не стала спрашивать.

Мне нужен воздух.

Стеклянные двери выходят к озеру за домом, и каждый шаг по траве словно заземляет. Мои воспоминания впитываются в газон, подобно дождю, и я знаю, что они могли бы вырваться из меня тысячей лезвий, если бы захотели. Я провожу столько времени, глядя на воду, что уже не могу сказать, где заканчивается она и начинаюсь я.

Мои ноги свисают с края пирса, и я не поднимаю глаз, пока не слышу шаги по доскам. Рядом со мной садится Диксон, его ботинки едва не касаются воды. Он протягивает мне фляжку, но сам смотрит вперед.

– Офицер Олбри, – усмехаюсь я, – а другие копы знают, что вы пренебрегаете законом?

– Ой, помолчи уж! Знаю, что вы постоянно пили с Истоном, так что считай это ритуалом возвращения домой.

Я отпиваю маленький глоток, алкоголь обжигает мне горло.

– Кажется, Такер счастлив.

– Он счастлив! – Это правда. Такеру подходит Калифорния. Там никто не просит его объясняться. Он может жить без ярлыков – так, как сам предпочитает. Сэндри всегда говорила своим детям, что они должны быть такими, какими хотят, даже если это что-то, не поддающееся определению.

– До сих пор не понимаю, почему Такер – единственный, на кого ты не злишься. Я… спрашивал его, даже обвинял в том, что он рассказывает тебе про нас всякие гадости. Про Истона, – кажется, ему неловко, что пришлось зайти так далеко.

Меня охватывает чувство вины за то, что я рассорила Такера с семьей.

Я отвечаю, глядя на фляжку.

– Такер обиделся?

Диксон прокашливается.

– Ага! Почувствовал себя преданным, что мы вообще до такого додумались. Вас с ним всегда связывала какая-то странная дружба.

Я снова поднимаю фляжку, словно она способна придать мне смелости, чтобы произнести вслух его имя.

– Не страннее, чем дружба между мной и Истоном.

– Нет, – он качает головой, – с Истоном вы были такими, какие есть. В этом всегда присутствовал смысл.

Мои ногти оставляют глубокие следы на деревянных досках, и я вдавливаю их еще сильнее.

– Пока не пропал.

– А, – он забирает у меня фляжку и отпивает, – так вот какой полет нас ждет.

Нас находит Такер и садится по другую сторону от меня. Впервые за долгое время я чувствую умиротворение. Оно слабое, но оно есть. Я передаю фляжку Такеру.

Он отпивает глоток и кривится.

– И сколько ему уже?

– Алкоголь не портится. – Диксон тянется через меня, чтобы отобрать спиртное у Такера.

– Вряд ли это правда, – говорит Такер и слегка откидывается, опершись на ладони.

Мы сидим в тишине. Я не хочу возвращаться в дом. Не хочу подниматься наверх. Не хочу ложиться спать.

Диксон первым нарушает молчание:

– Дилан Кимбл подал заявление на стажировку на нашем участке.

У меня вырывается стон.

– Тот самый Дилан Кимбл? – со смехом спрашивает Такер. – Он нас по-прежнему ненавидит?

Диксон фыркает.

– Меня он не ненавидит. Пришел и попросил у меня рекомендацию, явно намекая, что я должен ему услугу из-за инцидента.

– Инцидента, – смеется Такер, – он получил по заслугам.

Я влюбилась в Дилана, когда мне было четырнадцать лет. Это скорее была идея о парне, потому что мы с ним почти не разговаривали. Но он пригласил меня на вечеринку, а потом поцеловал там Райли Бейкер. Мне пришлось идти домой пешком. Одной.

У меня внутри все сжимается от чувства вины.

– Ему пришлось потратить остаток лета на перекрашивание дома.

– Мы не виноваты, что он не смыл яйца. – Диксон пожимает плечами.

Такер улыбается во весь рот.

– У них на деревьях наверняка еще где-то даже осталась туалетная бумага.

Диксон дает ему пять у меня над головой.

Теперь и я улыбаюсь, вспоминая ту жаркую летнюю ночь. Истона, вытирающего мои слезы и угрожающего убить Дилана. Такера, достающего яйца и туалетную бумагу. Диксона, обычно олицетворяющего голос разума, заводящего машину со словами:

– Тебе станет легче, если ты что-нибудь бросишь.

Я и правда почувствовала себя лучше, когда каждый дюйм двора Дилана покрылся яичным желтком и двухслойной туалетной бумагой. Но не потому, что паршивцу пришлось это убирать, а потому, что мальчики хотели меня защитить. Пусть и всего лишь от туповатого придурка. Они были на моей стороне, и это было так приятно.

Такер зевает и встает.

– Скажи Дилану, что ты уже оказал ему услугу, когда не дал Истону его убить.

Диксон помогает мне встать, и мы втроем идем к дому.

Каждый шаг по лестнице кажется невероятно тяжелым. Моя дверь – напротив комнаты Истона. Она закрыта. Табличка «Не входить!», которую мы сделали вместе, больше нет, и я ничего не могу поделать с эмоциями, которые во мне вызывает этот факт: он убрал меня из своей жизни.

У меня в комнате ничего не поменялось: те же голые стены, белая мебель, коробки, сложенные в углу и в шкафу.

Я переодеваюсь в пижаму и иду в ванную, чтобы почистить зубы. Рядом со мной стоит призрак Истона, он чистит зубы и улыбается во весь рот, полный зубной пасты.