Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ Страница 12

оставалась непоколебимо спокойна – это удивляло меня саму. Я никогда не могла себе позволить даже подумать о том, что буду чувствовать, когда Цзыдань вернется. И когда он оказался передо мной, я растерялась. И только теперь я могла взглянуть в глубину своего сердца. Прошлое осталось в прошлом, старые раны давно затянулись, не оставив от воспоминаний и следа. Человеческое сердце не только самое мягкое место в теле – оно может стать и самым твердым. Только теперь я наконец поняла, что дверь в сердце Цзыданя была заперта.

Сяо Ци внимательно изучал выражение моего лица, а я старалась углядеть на его лице радость или гнев. Мы молча смотрели друг на друга, и, казалось, время остановилось.

Наконец взгляд его смягчился, тонкие пальцы пробежались по моим длинным, рассыпанным по плечам волосам. Взяв прядь волос в ладонь, он улыбнулся и сказал:

– Я женился на самой красивой женщине в мире.

В его руках сосредоточена вся власть, у него самые верные подчиненные, самый крепкий конь, самый острый меч… У него есть почти все, что желает каждый человек в этом мире. Но у других, напротив, ничего этого нет. А многие лишились того, чем когда-то обладали.

Я тихо вздохнула, взяла ладонь Сяо Ци, приложила ее к своей щеке и, слегка улыбнувшись, сказала:

– Все лучшее в мире уже в твоих руках, а все остальное – неважно.

Он осторожно развернул меня спиной к себе, обнял, и мы встретились взглядами в отражении огромного, блестящего в свете свечей бронзового зеркала.

– В этой жизни ты можешь быть только со мной.

Он говорил тихо, медленно, а губы его коснулись моей обнаженной шеи.

Глаза женщины с распущенными волосами в отражении бронзового зеркала подернулись пеленой, грудь вздымалась, щеки залились румянцем… У меня не осталось сил сдерживать себя. Безвольно упав в объятия мужа, я кусала губы, стараясь стерпеть раздирающую сердце горечь. Здесь и сейчас, сколько бы обид ни снедало меня, у меня не было права говорить о них. Не было права злить мужа. Я потеряла столько родных и не могла позволить себе потерять еще и Цзыданя.

Однако мы до сих пор не знали точно, когда сможем отпустить прошлое и перестанем терзать себя сомнениями.

Далеко-далеко раздался колокольный звон. С наступлением ночи звон этот говорил о точном времени и напоминал, что всем дворцам пора зажечь огни. Пора зажигать фонарики – скоро настанет час пиршества. Вспыхнул дворцовый фонарь, колыхнулись на ветру тонкие ткани, служанки засеменили прочь.

– Ты еще не накрасилась. Хочешь, помогу?

Сяо Ци посмотрел на меня с улыбкой и, наконец, отпустил.

Я опустила взгляд, улыбнулась. Взяла с туалетного столика инкрустированный золотом гребешок из слоновой кости, медленно расчесала свои длинные густые, как облака, волосы и связала их в пучок. Сяо Ци оставался позади меня. Заложив руки за спину, он с нежной улыбкой наблюдал, как я укладываю волосы. Сбоку в пучке спряталась последняя шпилька с фениксом. Посмотрев на Сяо Ци через отражение в зеркале, я спокойно бросила:

– Я была очень рада встретить Цзыданя. – Я говорила искренне, от всего сердца. – У меня не осталось родных рядом. Когда я узнала, что он вернулся, мне показалось, что все заботы и тревоги минули.

Сяо Ци нерешительно улыбнулся, подхватил пальцами несколько выбившихся прядей и медленно сказал:

– Все равно ты должна объясниться передо мной.

Я отвела взгляд и невольно прыснула от смеха. Похоже, он до сих пор думал о том, как мы тогда посмеялись над ним. Подавив улыбку, я пристально посмотрела на него.

– Влюбленные дети могут вместе радоваться и смеяться, оставаясь непорочными, оставаясь рядом, как самые близкие друзья. Влюбленные взрослые будут вместе всегда – в счастье и в несчастье. Они никогда не бросят друг друга, будут бескорыстно верны и никогда не будут думать о ком-то другом… Это совсем иная любовь.

Сяо Ци пристально смотрел на меня и долго хранил молчание. Не знаю, смогут ли мои слова унять обиду в его сердце, однако я была рада, что передо мной – мой возлюбленный, а не враг. Сжав мой подбородок и приподняв мое лицо, Сяо Ци жестко улыбнулся и сказал:

– Но я ревную.

Я пораженно уставилась на него – неужели ослышалась? Он в самом деле сказал «ревную»? Такой смелый мужчина, герой в расцвете сил сказал, что «ревнует»?

– Я завидую тому, что он знал тебя до меня. Он знал тебя на десять лет раньше, чем я.

Улыбка испарилась с его лица, а взгляд стал почти злым.

Такие вещи говорят несмышленые юнцы, но они сорвались с его губ таким серьезным тоном. Я застыла, а затем вдруг рассмеялась до нехватки воздуха в груди.

– И где ты так задержался? – Я прижалась к его груди, чувствуя и радость, и печаль. – Если задержался больше, чем на десять лет, тебе всю свою жизнь придется отдавать этот долг.

Но не успел Сяо Ци ответить, как раздался настойчивый голос А-Юэ:

– Ван-е, ванфэй, близится час. Велите готовить повозку во дворец?

Повисла тишина – никто из нас не проронил ни слова. Зарывшись носом в его грудь, через какое-то время я первой нарушила тишину:

– Цзыдань… в самом деле поедет на юг?

– Ты не хочешь? – спокойно спросил Сяо Ци.

Крепко закрыв глаза, я чувствовала, будто нож вонзился мне в сердце.

– Я думала, он не захочет.

Сяо Ци улыбнулся и медленно сказал:

– Если он подчинится приказу, я обеспечу его безопасность. Если не подчинится, ему не стоило возвращаться.

Изысканные павильоны стояли на воде. Искусно вырезанные карнизы ловили на себе искрящиеся лунные блики от воды. С наступлением ночи дрожащие огоньки сливались со звездным сиянием, отчего павильоны напоминали нефритовые чертоги [38]. Расписные дворцовые фонари из фиолетово-красных газовых тканей покачивались в узких коридорах, соединяющих павильоны. Красавицы-служанки, в волосах которых мерцали жемчуга и драгоценности, стояли через каждые пять шагов и держали яркие свечи, отчего в павильонах было светлее, чем днем. В воздухе витал едва заметный аромат слюны дракона [39] – многие из гостей пользовались кремом с этим ароматом, нанося его на обувь, чтобы при каждом шаге разносился чарующий аромат.

Глазурованные винные чарки, янтарные чаши, золотые и яшмовые блюда украшали столы. Повсюду сновали влиятельные молодые господа в роскошных, совершенно великолепных одеждах. С ароматами амбры смешивались тонкие запахи орхидей и мускуса, приятно позвякивали подвески на поясах. Мелодично сливались звуки струнных инструментов – их звучание способно останавливать облака. Драконий престол пустовал, хрустальный занавес был поднят, сидящая рядом императрица-бабушка заснула.