Обманный бросок - Лиз Томфорд Страница 12

Я одержима тем, какая мягкая эта подушка.

Мои новые кеды такие милые!

Исайя тоже такой милый.

Я никогда ему этого не скажу.

5

Исайя

Звонок, доносящийся с другого конца комнаты, ввинчивается прямо в раскалывающуюся голову. Это самый громкий звук, который я когда-либо слышал.

Кажется, это телефон. Не знаю, чей он, но лучше бы, черт возьми, его выключили, чтобы я мог поспать.

Но никто его не выключает. Он продолжает трезвонить, пока вызов наконец не переключается на автоответчик, но затем звонят опять, и все повторяется.

Кто-то рядом со мной ворчит, выражая раздражение, которое испытываю и я. Резко открываю глаза. Кто-то у меня под боком… В моей кровати.

Я медленно поворачиваюсь в ту сторону и вижу лежащую на животе женщину. Какого черта?

Нет, нет, нет. Сожаление скручивает меня изнутри.

Восемь месяцев ожидания…

Кеннеди.

Черт возьми! Я узнаю́ эти волосы, скрывающие лежащую рядом со мной женщину.

Кеннеди Кей Оберн.

Кеннеди в моей постели.

Когда телефон звонит снова, она рычит, закрывая уши ладонями, демонстрируя свою левую руку… и безымянный палец на левой руке.

Воспоминания о прошлой ночи всплывают в моей затуманенной памяти…

Она тянет меня в часовню.

Я спрашиваю ее бесчисленное количество раз, уверена ли она в том, что делает.

Она была уверена. Это то, чего она хотела.

Я услышал только слова о том, что Кеннеди хочет выйти за меня замуж.

Моим последним воспоминанием было то, что в этот раз худший день в году стал лучшим временем в моей жизни.

Я резко вдыхаю, осознавая это, потому что смутно помню, как надевал то кольцо ей на палец. Но я мог бы поклясться, что все произошедшее прошлой ночью было лишь сном.

– Что? – задыхаясь, спрашивает она и садится.

Какое-то время ее сонный взгляд блуждает по мне, прежде чем Кеннеди понимает, где находится.

– Исайя? – Она откидывает волосы с лица. Тушь расплылась у нее под глазами, а помада размазалась по щеке.

Я никогда не видел идеально ухоженную Кеннеди такой неопрятной. Она выглядит именно так, как я сам себя сейчас чувствую.

– Почему ты в моей комнате?

– В моей комнате, – поправляю я.

Кеннеди обводит взглядом гостиничный номер и понимает, что он – не ее. Затем ее взгляд падает на одежду, в которую она одета со вчерашнего вечера.

– Боже мой! – Она вскакивает с кровати, как будто та объята пламенем. – Боже мой… Неужели мы?.. Пожалуйста, скажи мне, что мы этого не делали.

– Чего не делали?

– Неужели мы… – Она отчаянно жестикулирует, прижимая другую руку ко лбу. – Разве мы, ну, ты понимаешь…

– Кенни, – произношу я ее имя, – мы оба взрослые люди. Ты можешь произнести слово «секс».

– Пожалуйста, скажи мне, что мы этого не делали!

Эти карие глаза умоляют меня сказать «нет», что, если честно, немного бьет по самолюбию.

– Судя по тому, что мы одеты, а я был слишком пьян, чтобы что-то предпринять, я готов поспорить на хорошие деньги, что нет, у нас не было секса.

Она выдыхает, с облегчением закрывая глаза. Еще один удар по самолюбию.

Продолжая сидеть на кровати, я поднимаю левую руку.

– Тем не менее мы поженились.

Она широко распахивает глаза.

– Что это, черт возьми, такое?

– То же самое, что и у тебя на руке.

Правой рукой она прикрывает рот, одновременно вытягивая левую для осмотра.

– Нет, мы этого не делали.

– Мы это сделали.

– Мы этого не делали!

– Как громко! Господи… – Я морщусь, проводя кончиками пальцев по вискам. – Если я правильно помню, где-то здесь есть подтверждающий документ. Но я тоже почти ничего не помню после фонтанов перед «Белладжио».

Она стоит там в джинсовой куртке и белом платье и качает головой. Ирония в том, что платье, которое она надела на девичник сводной сестры, теперь стало ее свадебным платьем.

Я мысленно смеюсь. Что, черт возьми, мы натворили?

Кеннеди осматривает мой гостиничный номер в лихорадочных поисках упомянутого документа, прежде чем находит его перевернутым и брошенным на пол, как будто это одно из меню навынос, которые подсовывают под дверь гостиничного номера, а не юридически связывающий нас документ.

– Боже мой… – выдыхает она, изучая наше свидетельство о браке. – Что, черт возьми, ты наделал?

«Стоп. Что?»

– Я?

– Да, ты! Как ты мог так поступить, Исайя?

Она что, издевается надо мной?

Я мгновенно вскакиваю с кровати.

– Это была твоя идея. Именно ты на этом настояла. Я спрашивал тебя бесчисленное количество раз, уверена ли ты.

Она качает головой, не веря.

– Я бы не стала… Я не могла совершить что-то настолько безрассудное. Это была твоя идея.

В этот момент с меня как будто слетают розовые очки.

Я никогда не злился на Кеннеди. Никогда не выражал неудовольствие по поводу того, что она говорила. Я никогда с ней не спорил. Но это… Она обвиняет меня в том, что произошло вчера вечером… Впервые за все время, что мы знакомы, я чертовски зол на нее.

– Не вешай это на меня, Кеннеди! Ты сама попросила меня так поступить.

– Нет, – недоверчиво смеется она. – Нет ни малейшего шанса, что из всех людей я попросила именно тебя на мне жениться.

– Ты умоляла меня об этом!

Ее глаза становятся безумными.

– Тогда ты должен был сказать мне «нет»!

– Когда это я мог сказать тебе «нет»?!

Ее челюсть напрягается, мы оба тяжело дышим от гнева.

– Сними это.

– Что?

– Кольцо. – Она указывает на кольцо на моей левой руке – то самое, которое дал нам священник в часовне. Оно такое дешевое, что кажется купленным в торговом автомате. – Сними это кольцо с пальца.

– Сними свое.

– Я же сказала: сначала ты.

– Ну, я и не собираюсь. – Я буквально никогда не отстаивал свою точку зрения перед этой девушкой, но, как я уже сказал, я зол.

– Хорошо. – Она снимает дешевое пластиковое колечко и засовывает его в карман джинсовой куртки оверсайз, которую я купил ей вчера вечером. – В любом случае оно ничего не значит.

– Ты права. Не значит. Для тебя это было просто идеальной местью за то, что произошло у вас с твоим бывшим. Что ж, не за что, Кен! Надеюсь, тебе будет приятно, когда ты ему об этом расскажешь.

Мы сильно напряжены, и проходит слишком много времени, прежде чем взгляд Кеннеди смягчается – в нем читается сожаление.

– А разве в часовнях Вегаса не должны отказывать пьяным?

Мне не нравится, когда другие расстраиваются. Я злюсь на Кеннеди всеми фибрами души, но мои инстинкты буквально умоляют сделать хоть что-нибудь, чтобы