Тренер Култи - Мариана Запата Страница 10

В итоге он выслушал нас, пока мы представлялись, а потом просто наблюдал или беседовал с Гарднером. По-моему, даже до мяча не дотронулся. Ну как – не то чтобы я за ним следила, конечно…

Но кажется, единственное, что мы от него за сегодня услышали, – это «доброе утро». Доброе утро. И это от человека, который нарвался на неприятности, послав на три буквы противника во время прямой трансляции Кубка мира.

Капец, чего я вообще расстраиваюсь, что Култи держится в стороне, а не бросается с оскорблениями?

Что со мной не так?

Я кашлянула в трубку.

– Нормально. Он почти с нами не разговаривал. – Все так, только не «почти», а «совсем». Но с папой я этим делиться не собиралась.

– А. – По голосу было слышно, как он расстроился.

Ну вот. Какая же я сволочь.

– Да он просто к нам привыкает. – Наверное. Ведь так?

– Alomejor. – «Наверное». Точно таким же тоном папа в детстве отвечал на мои хотелки, которые не планировал выполнять. – Значит, ничего интересного?

Мне не пришлось даже вспоминать, что сегодня случилось. Ничего. Култи просто смотрел, как мы пыхтим над упражнениями, предназначенными для проверки спортивной формы. Ладно никчемными дурами нас не назвал – он даже глаза не закатывал, хотя часто ругал товарищей по команде, когда те не оправдывали его ожиданий.

– Ничего, – честно ответила я. Может, с годами он застеснялся?

Я очень в этом сомневалась, но обманываться могла сколько угодно. Или как минимум соврать отцу, чтобы тот не расстраивался так сильно. Он же был на седьмом небе, когда узнал, что нас будет тренировать Култи.

– Зато в забегах меня ни разу не опередили, – добавила я.

Папа мягко, но немного разочарованно рассмеялся.

– Умница. Каждое утро бегаешь?

– Ага, и начала чаще плавать. – Я замолчала, услышав на заднем плане приглушенный голос.

– Это Сэл, – пробормотал отец в сторону. – Хочешь с ней поговорить?.. Ага… Сэл, мама передает привет.

– Ей тоже передай.

– Моя дочка передает привет… – Я услышала, как он повернулся к маме. – Нет, моя. Твоя – младшая… Ха! Не-а!.. Сэл, ты моя или мамина?

– Соседа.

– Так и знал! – Вот теперь он искренне довольно рассмеялся.

Я улыбнулась как откровенная дура.

– И я тебя люблю, бать.

– Знаю, но я люблю тебя больше, – усмехнулся он.

– Да-да, конечно. Позвонишь завтра? А то я устала и хочу еще лед к ноге приложить.

Он тяжело вздохнул, но я знала, что он ничего не скажет. Вздох и так был достаточно красноречивым: мягким молчаливым напоминанием заботиться о себе. Мы уже сто раз это обсуждали. У нас с папой особое взаимопонимание. Если бы про лед сказал мой брат, я бы спросила, не собрался ли он помирать, а папа наверняка посоветовал бы терпеть. Ну что сказать: хорошо быть папиной дочкой. Точнее, хорошо быть мной, а не сестрой, с которой он постоянно ругался.

– Ладно, до завтра. Сладких снов, mija.

– И тебе, пап. Спокойной ночи.

Он еще раз попрощался со мной и положил трубку. А я, сидя в кровати в своей квартирке над гаражом, которую снимала последние два года, подумала о Култи: как он стоял на краю поля, будто памятник, и наблюдал, наблюдал, наблюдал.

Пора снова напомнить себе, что он какает.

Глава 4

Следующие несколько дней пролетели незаметно, насыщенные привычными будничными делами. По утрам мы с командой собирались, чтобы пройти медосмотр и снять мерки для новой формы. Потом я шла на работу, где Марк донимал меня просьбами взять у Култи автограф. По вечерам, в зависимости от того, насколько устала за день, я шла на йогу, в бассейн или в зал. А когда возвращалась домой – болтала с отцом и смотрела телевизор.

Всем интересно узнать про Райнера Култи, но мне нечего было рассказывать. Он приходил к нам, занимал первый подвернувшийся угол и просто смотрел. Ни с кем не разговаривал и не общался. Вообще ничего не делал.

Так что… приходилось разочаровывать любопытствующих.

Даже удивительно, как его, статую хренову, до сих пор птицы не облюбовали. Ему бы на Таймс-сквер, подрабатывать живым изваянием – там таких много ходило. Выкрашивались в металлические цвета и приставали к туристам, фотографируясь с ними за деньги. Все равно ему на все пофиг.

Зато никто не упоминал адскую конференцию, не поднимал проблемы Эрика с Култи и не спрашивал меня про национальную сборную. В общем, жаловаться не приходилось. Я даже сохраняла достоинство и вела себя как адекватный человек, а не заикающаяся идиотка, влюбленная в популярного мужика.

Вот и чего тут страдать?

* * *

Утро индивидуальной фотосессии началось с интервью, траекторию которого стоило бы предугадать заранее: в момент, когда журналист неправильно произнес мое имя. «Саломея!» – крикнул он и продолжил называть так, даже когда я его поправила. Ничего страшного, подумала я; давно ведь привыкла, что люди постоянно коверкают мое имя.

Саломея. Саломи́я. Самолея. Салями. Саламандра. Солома. Сало. Сол. Сэлли. Саманта.

Или дурында, но только для брата.

Или овца – для младшей сестры.

Неважно; если человек не в состоянии запомнить имя после того, как его поправляют… это знак. В данном случае – знак, что журналист окажется конченым идиотом.

Я пыталась сбежать от него. Обычно мне удавалось улизнуть, но в последнее время их стало так много, что эта возможность оказалась недостижимой. Желудок скрутило, стоило мне заметить пасущихся у поля телевизионщиков. Я могла щеголять перед людьми в одном спортивном лифчике, спокойно играть на глазах тысяч людей, но как только в поле зрения появлялась хоть одна камера…

Только не это. Нет-нет-нет.

В общем, только я их заметила – сразу попыталась обойти широкой дугой. Пусть докапываются до остальных девушек. Самая дальняя от входа компания уже перехватила Грейс, нашего капитана. Господи, спасибо тебе. Еще одни набросились на Харлоу, и я выдохнула с облегчением.

Оставалось пройти всего пять метров. Каких-то пять метров, и меня бы не тронули. Даже сердце забилось быстрее, и я уставилась прямо перед собой. Нельзя смотреть им в глаза.

Три метра. Господи, ну пожалуйста…

– Саломея!

Вот ведь!..

Обернувшись, я с превеликим облегчением обнаружила, что к журналисту не прилагалось ни камеры, ни отдельного оператора. Блогер, как пить дать. Я была готова его расцеловать.

Начал он с нормальных вопросов. Чем я занималась в межсезонье. Как продвигались тренировки. Кого я считала нашим главным соперником.

Я как раз отвечала на последний вопрос,