По ту сторону свободы - Анна Александровна Бойцан Страница 7

Лив вздрогнула, слово «ужин» эхом отозвалось в её голове. Она посмотрела на Дориана, ожидая реакции, но он лишь сжал челюсть, не отводя глаз от Вероники.

— Ты не на моём месте, детка. Я пока не определился. — Дориан отхлебнул из её бокала, — Но ты — не называешь её никак. Ты вообще с ней не разговариваешь, не подходишь к ней близко, ты меня услышала?

— Пойдём, — бросил он Лив, не оборачиваясь. — Нам нужно поговорить. Без лишних ушей.

Он направился к лестнице, ведущей вглубь дома, и Лив, всё ещё дрожа, последовала за ним. Вероника осталась в холле, её взгляд прожигал спину девушки, как раскалённый металл. Лив сглотнула, чувствуя, как стены сжимаются вокруг неё. Она была в его мире, и кажется, пути назад не было.

Дориан привёл её в комнату — библиотеку, стены которой утопали в книгах, старых и новых, с потёртыми корешками. В центре стоял массивный стол, на нём — серебряный поднос с графином и бокалами. В камине горел огонь, но тепло не разгоняло холод в её груди. Дориан закрыл дверь, и снова щелчок замка прозвучал, как повторно вынесенный приговор.

— Выбирай, — сказал он, кивнув на графин и ещё несколько бутылок на полке у стены. — У меня неплохая коллекция. Вино старше, чем ты можешь представить. Не думаю, что у тебя ранее была возможность попробовать такие.

Лив нахмурилась, его тон был спокойным, но в нём сквозила насмешка. Она подошла к полке, пальцы скользнули по пыльным этикеткам. Одна бутылка — тёмное стекло, надпись на латыни — выглядела древней, как из музея. Она выбрала её, не зная почему.

Дориан взял бутылку, открыл с лёгкостью, будто делал это тысячу раз. Налил вино в бокал — тёмно-рубиновое, с густым ароматом чёрной смородины, кожи и чего-то землистого, почти металлического. Он протянул бокал Лив, его пальцы слегка коснулись её руки, и она вздрогнула.

— Пробуй, — сказал он, наблюдая за ней с лёгкой улыбкой, но глаза были ледяными. — Это 1887 года. Шато Лафит. Стоит больше, чем твой дом.

Лив поднесла бокал к губам, сделала глоток. Вино обожгло язык — терпкое, с нотами ягод, дуба и чего-то неуловимого.

— Надеюсь... Это не последний бокал вина в моей жизни. — тихо произнесла Лив. Напряжение достигло пика, и она уже была готова заплакать, но ещё сдерживала себя последними каплями сил.

— Неплохо, да? — спросил он, но не ждал ответа. Он шагнул ближе, и его голос стал резче. — А теперь слушай внимательно, Лив. Я не собираюсь тебя щадить. Ты хотела правду? Вот она. Я — вампир. И тот, кто следил за тобой в парке, тоже. Он хотел тебя убить, потому что ты видела лишнее. На той вечеринке, где мы встретились, ты видела, как он охотится. Помнишь парочку, женщину в золотом платье? Твоя подруга сделала верные выводы. Это была его добыча.

Лив замерла, бокал дрогнул в её руке. Его слова врезались в неё, как нож. Она покачала головой, отступая.

— Этого... этого не может быть, — выдохнула она, голос дрожал. — Вампиры? Это бессмыслица! Мы же не в книжке... Ну... Нет, нет, нет... Это... бред!

Дориан наклонился ближе, его глаза сузились, и в них мелькнула тьма — нечеловеческая, древняя.

— Бред? — он усмехнулся, но в смехе не было тепла. — Ты видела силуэт в кустах. Чувствовала, как он смотрит. И ты думаешь, это был просто человек? — Он сделал паузу, его голос стал тише, почти шёпотом. — Это мой город, Лив. Я слежу за такими, как он. Новоприбывшие вампиры — они не знают правил. Тот, кого ты видела, решил, что ты — лишний свидетель. И, возможно, вкусная еда.

Лив задохнулась, её колени подкосились, но она вцепилась в край стола. Она хотела кричать, бежать, но его слова... они звучали слишком... правдой. Слишком многое сходилось — женщина в золотом, его знание о подозрениях Мар, силуэт, его странная сила. Но разум отчаянно сопротивлялся, пытаясь удержаться за края привычной реальности.

— Докажи, — выдавила она, голос охрип. — Если ты... то, что говоришь... Если это правда — докажи!

Дориан замер, его взгляд стал тяжёлым, почти осязаемым. Он медленно шагнул к ней, и воздух между ними сгустился. Его движения были плавными, нечеловечески точными. Он остановился в шаге от неё, и Лив почувствовала тепло его тела. Но разве вампиры могут быть тёплыми?

— Ты уверена? — спросил он, голос низкий, с хрипотцой. Его глаза поймали её, и она не могла отвести взгляд — они были тёмными, с золотыми искрами, — Потому что, увидев это, ты не сможешь забыть. Твой мир сломается окончательно, рассыплется в труху.

Лив сглотнула, её сердце колотилось, но она уверенно кивнула.

— Покажи.

Он улыбнулся — медленно, хищно, словно ему понравилось то, что он услышал, и в этот момент его клыки блеснули в свете камина, острые, как кинжалы. Лив ахнула, отступая, но он поймал её запястье — быстрее, чем она могла заметить. Его хватка была стальной, не оставляющей пространства для сопротивления. Он притянул её ближе, и она почувствовала его дыхание на своей шее — лёгкое, но обжигающее.

— Видишь? — прошептал он, его губы почти касались её кожи. — Это я. Настоящий. И я мог бы забрать тебя прямо сейчас... Во всех смыслах. — Он сделал паузу, его клыки слегка задели её шею, а своими руками он обхватил её руки, завёл их ей за спину и крепко сжал. Лив задрожала, не только от страха, но и от чего-то другого. — Но я пока не решил, что с тобой делать. Понимаешь? Не волнуйся, скоро я решу, и ты первая узнаешь об этом решении. И есть такая вероятность, дорогая, что тебе оно не понравиться, но... увы, мне нет до этого никакого дела.

Он резко отпустил её, а после громко рассмеялся. Лив стояла, хватая ртом воздух, её тело дрожало, а разум кричал. Она смотрела на него — на его клыки, на его силу и мысленно прощалась с жизнью. Сил сдерживать поток слез уже не было.

— Эй, Лив, — его голос неожиданно стал мягче, но всё ещё с той лёгкой хрипотцой, которая делает его слова почти осязаемыми. — Дыши. Ты не плачешь, правда? Потому что, — он делает паузу, и уголок его губ слегка приподнимается, — я не очень-то умею утешать. Но за смелость плюс тебе. Даже если ты сейчас выглядишь как котёнок, попавший под ливень. — Дориан подлил в бокал вина и вложил в её руку.

— Ты вляпалась, девочка, это правда, — продолжил он, и его голос становится тише,