Бабочка огня (СИ) - Ловыгина Маша Страница 25

– Я все объяснила Дмитрию. В моем договоре ясно указано, что...

– В каком договоре? – Развернулся он и усмехнулся.

– Который мы заключили с Ольгой Ва...

– Так, – остановил он меня, – в этом доме все решаю я, это понятно? Почему я должен напоминать об этом?

Несколько минут он просто смотрел на меня, а потом подошел к столу и пальцем сдвинул папку чуть в сторону.

– Вижу, тебе есть, что сказать, – он присел на угол стола и окинул меня заинтересованным взглядом. – Только хорошенько подумай, прежде чем говорить.

Конечно, я знала, что разговор с Кречетовым – это словно ходьба по канату без страховки, но мой дед учил меня стоять на своем. Особенно, когда пахнет жареным. «Первое слово, Ритка, потому считается дорогим, что платить за него иной раз приходится жизнью. Вот так вякнешь, не подумавши, а потом и захочешь поменять, а уже все, тю-тю, не отмажешься! Стой на своем, если права. А если не права, то и пасть не разевай!»

– Михаил Айвазович, я все понимаю, вы хотите как лучше, – осторожно сказала я. – Если моя работа вам понравится, то в следующем месяце можно пересмотреть условия договора. Со своей стороны, я готова...

– И на что ты готова со своей стороны?

Его тон мне не понравился. Сам же Кречетов буквально наслаждался ситуацией. Для него все это было игрой. Таким образом он услаждал свое эго, или, как говаривал дед Толя, прогибал ситуацию под себя. Конечно, я могла бы доходчиво объяснить ему, используя принятый в его мире, да что говорить! – и в моем когда-то мире тоже, лексикон, но я все еще держалась. Ведь я, на минуточку, дипломированный педагог, пусть и не имеющий ни опыта, ни лицензии. Что-то удерживало меня от того, чтобы высказать Кречетову все, что я думаю и о его методах воспитания, и о его жене, и о детях, и от невозможности выпустить яд меня прям корежило.

И он чувствовал это! Будто дикий зверь, чуял вскипающую во мне грубость и очень умело пытался нащупать брешь и продавить. Другая на моем месте уже бы растеклась теплой лужицей, желая иметь такого покровителя, взяла бы деньги и заглядывала бы ему в рот...

Кречетов сдвинул густые брови и прищурился. Вероятно, на моем лице сейчас отобразилась вся гамма скрываемых чувств, что определенно озадачило его.

– Со своей стороны я обязуюсь выполнять свои обязанности согласно условиям договора. К тому же, как я уже говорила, мои профессиональные качества куда лучше, чем у человека без нужного образования.

Кречетов ударил ладонью по столешнице и выругался сквозь зубы. Затем встал и подошел ко мне.

– Мальчишек моих, смотрю, зацеловываешь... – Его губы изогнулись в подобии улыбки. – Это профессионально, да?

Я ощутила, как краска растекается по моему лицу и шее. Тут он был прав, но как объяснить, что это выходит у меня непроизвольно? Мой внутренний голос молчит, мне нечего на это ответить. И все же я заставляю себя произнести:

– Этого больше не повторится...

– Дура!

Его ладонь взметнулась и обхватила мой подбородок. Теперь мы смотрели друг другу в глаза. Я не знала, что он сделает в следующую минуту, но меня затрясло с такой силой, что Кречетов вдруг отпустил меня и отошел на шаг, чтобы оглядеть с головы до ног.

– У тебя припадок, что ли?

Мои зубы стучали, руки тряслись, а волосы шевелились на затылке.

– Эй, Рита! – Кречетов бросился к столу, схватил графин, набрал полный рот воды, а потом прыснул мне в лицо.

Я вытерла щеки и лоб и несколько раз глубоко вдохнула.

Кречетов поставил графин и взял папку. Полистав ее туда-сюда, снова бросил на стол.

– Ты что, решила, я тебя прямо здесь... – Он усмехнулся и покачал головой. – Я подожду, Рита. Подожду, когда ты сама придешь.

– Я не приду, – расцепив зубы, ответила я и отряхнула одежду от воды.

Кречетов вытащил сложенный платок из нагрудного кармана пиджака и протянул мне.

– Спасибо, не надо. Я могу идти?

– Подожди. Ольга тебя не обижает?

– Нет.

– Ты, если что, мне говори, поняла?

– Извините, Михаил Айвазович, но это лишнее. Сама разберусь.

– Сама? Ну-ну... сама, значит... А вот про это ничего не хочешь мне сказать? – Он кивнул в сторону папки.

Я покачала головой, а потом сказала:

– Мне в город нужно. На пару часов. Я хотела уточнить по поводу выходных...

– А что, с Ольгой Валентиновной вы это в договоре не обговаривали?

Я промолчала.

– Диме скажешь, что я разрешил, он тебя отвезет.

– Я могла бы сама на электричке.

– Я сказал, Дима все решит.

– Спасибо.

– Иди.

Я развернулась на пятках и, с трудом передвигая ноги, зашагала к выходу. Сердце билось где-то в районе горла, затылок кололо. Дед Толя сказал бы, что я попала как кура в ощип, и был бы прав. Уж лучше бы Кречетов набросился на меня, а я бы постаралась выцарапать ему глаза! Я бы откусила ему ухо или нос, лишь бы он показал свою истинную сущность.

Я не хотела играть. Я ненавидела эти игры!

– Чертова врачиха, – пробормотала я со злостью, поднимаясь по лестнице. – Кто ее за язык тянул!

Никто ее, конечно, не тянул. Она отрабатывала свои деньги, так что глупо теперь сыпать проклятия человеку, который просто выполнял свою работу. Но взгляд Кречетова все еще стоял перед моими глазами. Этот будет копать, не успокоится, пока не узнает. И что тогда?

– Ничего... он ничего не узнает!

Глава 29

Рита

Во всей этой ситуации есть только один плюс – я жива, а это значит очень много. Никогда не понимала тех, кто страдает от отсутствия денег. Проблема в отсутствии мозгов. Вот здоровье – это, да, с этим не поспоришь, а остальное можно решить.

Я добавила холодной воды и теперь стояла под душем, закрыв глаза и подрагивая от холода. Уверена, выводы касательно Кречетова были правильными. Он привык получать все, что хочет, но он не насильник, иначе бы просто не выпустил меня из комнаты. От него исходит животная волна, а эго развито до необъятных размеров. Многие мужчины не понимают, что женщины отличаются друг от друга, как сорта яблок – вроде фрукт один, а вкус разный. Какая я? Пресная, кислая?

Артур говорил, что сладкая... Он много чего говорил, а я, глупая, верила. Что ж, и на старуху бывает проруха, а с моим-то цыганским счастьем уж подавно.

Несмотря на холодную воду, щеки обожгло горячим. Скрипнув зубами, я завернула кран и стала растираться полотенцем до красных пятен. Вниз старалась не смотреть, но я знала, что темные отметины, оставленные на моем теле чужими пальцами, еще какое-то время будут напоминать мне о случившемся. Потом станут бледнеть и исчезнут, но исчезнет ли горечь внутри? Я – горькое яблоко, отравленное желанием мести и невозможностью применить ее к тому, кто сделал меня такой.

Если бы я была суеверна, то подумала бы, что меня сглазили. Конечно, у каждого своя судьба, но ведь кому-то удается ее изменить? Я знаю, читала, что, когда человек наступает на одни и те же грабли, это значит, что он не меняется. Но я хочу измениться! То есть, я хочу остаться собой, но при этом изменить свою судьбу! У меня есть цель, я стремлюсь к ней, но жизнь показывает, что, возможно, я выбрала неправильный путь.

Одно то, что я опять чуть не попала под колеса, уже говорит о многом! Также было и с Артуром, только он находился за рулем дорогой машины. Каждый раз я думаю о том, что лучше бы он проехал мимо!

Январь в Воронеже выдался слякотным, с неба сыпал то ли снег, то ли дождь, но в то утро неожиданно приморозило. Я спешила на новую работу и, чтобы не опоздать, решила перебежать дорогу. Наверное, в неположенном месте, я так и не поняла, где был пешеходный переход. В тот момент я совсем не думала об опасности, да и машин не было. Посмотрела направо-налево, но... Черт его знает, как так получилось, но автомобиль вывернул откуда-то из-за угла, а мои ноги предательски разъехались. К своему ужасу, я шмякнулась на асфальт прямо на проезжей части и совершенно потеряла ориентацию из-за визга тормозов. Поползла сначала вперед, потом назад. Сумка отлетела в сторону, а там были документы и кошелек.