Легенда о яблоке. Часть 1 - Ана Ховская Страница 25

оставалась самоуверенной и дерзкой. Обе сожалели, что не могли общаться чаще, так как у Элен полным ходом шла подготовка к старшей школе с художественным уклоном в Новом Орлеане, да и в Эль-Пачито ее одну никто не отпускал. Созваниваться у них тоже не получалось. Когда Элен вспоминала о Софии, – была либо ночь, либо ее телефон не отвечал. А София не могла позвонить, так как из-за экономии средств, иногда чересчур жесткой, отец не оплачивал телефонные счета.

Картина, нарисованная Элен, потрясла Софию своей реалистичностью. Конечно, она не разбиралась в художественном искусстве, но для нее это был шедевр. Когда София похвасталась всем портретом, талант Элен был оценен.

В веселой компании София не заметила, как пришло время расстаться с гостями. Она с неохотой проводила Элен, зная, что увидеться еще раз предстоит нескоро, а может быть, и никогда, потому что родители собирались отправить дочь на обучение в Новый Орлеан сразу после нового года. Софии оставалось только сожалеть о том, что она не могла иметь таких подруг, как Элен, и проводить вечера более разнообразно, чем обычно.

Пожалуй, Элен была единственной девочкой, воспринимавшей Софию всерьез, без оценки внешности и материального положения. Для Софии казалось дикостью обращать внимание на человека по количеству зеленых купюр в бумажнике или по принципу – успешный, известный, глупый, не фермер, как это делал ее отец. Ланц всегда всех людей распределял по категориям, непонятным Софии, и главным для него всегда был фермер, который не должен подчиняться правилам людей, живущих иной жизнью, не должен желать сверх того, что может сделать собственными руками, а не бессметными богатствами, нажитыми мошенническим путем. И тем более ни один уважающий себя фермер не будет водиться с богачами, живущими в Эль-Пасо. Уже в своем возрасте София понимала, как несправедливы утверждения ее отца, она протестовала всякий раз, когда тот пытался вбить это в ее голову.

София проводила гостей унылым взглядом. Прислоняясь щекой к оконному стеклу, она ощутила, что вечер перестал быть интересным, время остановилось, стало одиноко и грустно. Брайан ушел провожать друзей, Хелен и Милинда возились с посудой на кухне. Все было как всегда: скучно, уныло и беспросветно.

София сняла трубку телефона и, мельком взглянув на часы, набрала номер доктора Логана. Долгие гудки заставили нервничать. Но спустя несколько секунд ответил добрый, заботливый голос крестного.

– Бен, я уже испугалась, что тебя нет дома,– радостно крикнула в трубку София.

– Моя стрекоза, добрый вечер! Сколько я буду учить тебя манере разговаривать по телефону?

– Бен!

– Никаких отговорок,– укоризненно произнес тот.– Ты хочешь быть настоящей леди?

– Очень,– надув губы, пробормотала в трубку девочка.

Бен смягчил тон и спросил:

– У тебя что-то случилось?

– Нет.

– Что-то с мамой?

– Нет.

– Ты соскучилась?

– Я хочу к тебе. Мне здесь скучно. Гости ушли, подарили торт, а мне картину… Помнишь, я рассказывала тебе про Элен?

– Угу…

– Она художница. Я так злюсь, что не могу дружить с ней, что не могу пригласить ее, когда папа дома. Мама с Лин возятся на кухне, а мне скучно. Я хочу к тебе. Можно?

– Конечно, можно, что за вопрос? Но уже поздно для прогулки…

– Не поздно, я с закрытыми глазами найду твой дом,– умоляюще протараторила София.– Ну, пожалуйста!

Крестного легко было уговорить – он обожал свою девочку. Бенджамин накинул пиджак и вышел на дорогу встречать Фисо.

София незаметно прокралась на кухню, неловко поделила оставшуюся часть торта пополам и, завернув кусок в салфетку, помчалась одеваться в свою комнату.

Через десять минут ее уже не было в доме. Она со всех ног бежала к дому крестного отца.

***

Солнце клонилось к закату.

В доме Ахматовых царила особая атмосфера. Собрались многочисленные родственники: дяди, тети, кузены и кузины. Накрывая стол, Элен и Бриджит насчитали семнадцать персон. В то время как родственники собрались в гостиной и предавались воспоминаниям о молодости и прошлых временах, Александр и Мэри сбежали от любопытных глаз в беседку за особняком.

– Тетя Амелия не очень-то и хотела идти на ужин,– поделилась Мэри, плавно ступая по гладко стриженому газону.

– И я знаю, почему,– улыбнулся Алекс.

Взгляд Мэри робко скользнул по красивому лицу Ахматова и снова устремился вдаль.

– После нескольких стаканов бренди, разбавленных виски, а потом и мартини, дядя Роб начинает приставать ко всем девушкам моложе тридцати лет,– начал вспоминать пороки родни Александр.– Тетя Элисон неутомимо бормочет о третьей мировой, и что всем просто необходимо уходить под землю. Кузины Мэйдли увлеченно посвящают семью в очередные сплетни о политиках и известных бизнесменах. А любимица публики Лорэйн без устали щебечет о новых подарках мужа и о том, как удалась ее жизнь. Остальные со светской деликатностью выслушивают первых и поддакивают. Это утомляет.

– Как ты смешно и просто рассказываешь о своей семье…

Мэри улыбнулась, и Алекс заметил, что она робко смотрит на него. Тепло разлилось по его телу.

– Мэри…– Алекс остановился и нежно коснулся ее руки, отчего щеки девушки мгновенно запылали ярким румянцем,– когда я нахожусь рядом с тобой, меня не тянет к учебникам, в библиотеку, я не хочу общаться с друзьями… Мне очень тепло рядом с тобой. Я еще никому не говорил того, что хочу сказать только тебе…

Мэри невольно отдернула руку и нервно содрогнулась, заранее зная, что услышит, кожей ощущая, как эти слова охватят ее жарким огнем и как следом ледяной вихрь прошлого погасит пламя и оставит за собой нестерпимую боль. Он был так близок и так дорог, но сила страха и гнева внутри нее в секунды разверзала непреодолимую пропасть между ними.

Онемев от нахлынувших эмоций, Мэри медленно закрыла глаза и позволила своим ушам услышать до боли любимый голос Алекса. Он ласково, проникновенно говорил о своих переживаниях, складывал слова в любовную песню, заставляющую таять и трепетать. Горячо и искренне он выражал все, что лежало на сердце, и взглядом, ожидающим взаимности, рассматривал ее лицо.

Указательным пальцем Алекс приподнял подбородок Мэри. Она приоткрыла глаза и замерла. При свете фонарей вид ее ярко-зеленых глаз с поволокой вызвали щемящую боль в его груди. Алекс медленно наклонил голову и захватил губы Мэри, как неприступную крепость.

Девушка широко раскрыла глаза и оцепенела. Время словно остановилось, оглушающая тишина врезалась в уши, сердце перестало биться, и кровь отхлынула от лица. Ахматов в недоумении отстранился от Мэри и коснулся ее плеч руками. Глаза девушки, словно стеклянные, смотрели сквозь него, лицо резко побледнело, кожа на оголенных плечах похолодела и покрылась мурашками.

– Мэри?– окликнул ее Алекс.–