Жертвуя королевой (СИ) - Лули Тан Цу Страница 19

— Значит, ты никогда никого не любил? Это грустно.

— Почему грустно? Это — честно, Лора. Грустно — это когда живешь с человеком лет двадцать и вдруг понимаешь, что никогда его не любил. Или того хуже, выясняется, что он никогда не любил тебя.

— Ты прав, — согласилась я и отпила вина. — Что тогда такое — любовь? — спросила я и рассмеялась, — прости, устроила тебе допрос.

— Нормально, — улыбнулся Назар, подлил мне вина. Дотронулся своей ногой до моей, меня обожгло теплом, я хотела было убрать ногу, но сдержалась. Пусть будет, я посмотрю, куда все это может завести, — допрашивай, если хочешь. — Что такое любовь? — он немного задумался, словно подбирал слова. — Любовь — это не что, это — когда.

— Интересно, — я подперла рукой подбородок и приготовилась слушать. Философствующий Назар, вот этот брутальный странный мужчина, который молчаливо и упорно следовал за мной два года, заговорил. Мы словно впервые познакомились друг с другом. Мне и впрямь стало интересно, я с интересом вглядывалась в него, словно в первый раз. Да это, по сути, и был первый. И мне был интересен этот мужчина. Размышляющий, внимательный, чуткий, знающий толк в женском соблазнении. Ничего из этого я не замечала.

— Любовь — это когда не можешь надышаться воздухом, когда пришлось хоть на мгновение расстаться с тем, когда любишь. Любовь — это когда даже в самый мрачный день, для тебя одного светит солнце, когда хочется, чтобы жизнь никогда не заканчивалась. Любовь — это когда человек думает о бессмертии потому, что готов разделить вечность с тем, кого любит. Любовь — это когда жаждешь покоя только для того, чтобы ничто не могло отвлечь от того, кого любишь. Помнишь, как у Булгакова в Мастер и Маргарите: «Они не заслужили света, они заслужили покой»?

— Боже, как красиво, Назар! — я смотрела на него, уже не скрывая восхищения.

Я и подумать не могла, что он может так глубоко чувствовать, или, если не чувствовать, думать о чувствах. И тут же мне стало так грустно, что захотелось расплакаться.

Все, о чем сказал Назар, со мной было. Именно так и было. Я бы, наверное, не смогла бы так выразиться, но и мне не нужно было это говорить. Я все это чувствовала. И таким человеком, с которым «когда», а не «что» — был Макс.

— Одно только странно.

— Что именно, — спросил Назар.

— Так сказать может только человек, который все это чувствовал, а ты, как я поняла, никогда не любил?

— Так и есть. Никого и никогда. Но я говорю в прошедшем времени. О том, что было, а не о том, что есть, — ответил Назар и пристально посмотрел мне в глаза. А затем он словно невзначай дотронулся тыльной стороной ладони до моего бедра и медленно повел вверх. Я тяжело дышала. Я как завороженная была прикована к его глазам. В них была жадность, нежность.

Я не выдержала этого взгляда и, кусая губы и не зная куда себя деть, стала крутить за ножку бокал с вином.

Он будто ждал, когда я снова гляну на него, чтобы добавить что-то еще к сказанному. Но я боялась услышать то, что он мог сказать. Но он внезапно убрал руку и сказал нечто совершенно другое.

— Что ты думаешь делать со своей работой? — спросил он.

— В каком смысле? — я действительно не понимала, что он имеет в виду.

— Я так понимаю, тебя не очень обрадовало появление бывшего мужа, тем более в роли начальника.

— Ты об этом. Ну, здесь все просто, у меня нет выбора. Я же рассказывала тебе, что мне нужно за квартиру расплачиваться с моим агентством, — на самом деле я не помнила, говорила я ему это или нет.

— Я могу помочь, давай закрою этот вопрос.

— Исключено, — отрезала я. — Только сама, это должен быть исключительно мой дом, без каких-либо «но» — моя крепость. Точка.

— Понимаю, — Назар не стал настаивать и увел разговор еще дальше от того, с чего этот разговор начался. — Извини, если это не мое дело, но хочу тебя спросить о Максе.

— Спрашивай, — я понимала, что он будет спрашивать о бывшем муже, раз уж тот снова появился в моей жизни и готова была ответить на все, ну, или почти все вопросы.

— Вопрос может показаться странным, но ты поймешь к чему я веду. Вы когда с Максом жили, денег у него много было?

Я с удивлением глянула на Назара.

— В том смысле, что, не казалось ли тебе, что их намного больше, чем, скажем, могло приносить то ваше с ним рекламное агентство?

Я задумалась. Никогда эта мысль не приходила мне в голову. Но Назар был прав. Мы действительно ни в чем себе с Максом не отказывали. И не вели чересчур роскошную жизнь только потому, что ни я, ни Макс особо не тяготели к роскоши. Нам достаточно было комфорта. Боюсь, у нас вообще были иные пожелания к жизни, но их мы не озвучивали. Я тайно надеялась когда-нибудь уйти в полный фриланс и стать художником. Но не озвучивала этого, ведь агентство и так досталось нам нелегко, Макс для этого постарался. Поэтому я не выказывала недовольства нашим образом жизни.

— Наверное, — ответила я, — но этому есть объяснение. Макс получал премии за свои научные изыскания, параллельно трудился над какими-то то расчетами и проектами, за что ему тоже прилично платили, — я была уверена, что это все объясняет. — Но к чему ты спрашиваешь?

— К тому, что, может быть, ты не все о нем знаешь?

— Назар, к чему ты ведешь? — я напряглась, разговор приобретал интересный оборот.

— К тому, что Макс Рихтер, возможно, не тот, за кого себя выдает.

Я видела, как блеснули глаза Назара, когда он произнес его имя.

— Знаешь, он мне сегодня то же самое сказал о тебе, — я сложила руки на груди.

— Что именно? — спросил Назар.

— Что ты не тот, за кого себя выдаешь, — я смотрела в глаза Назара и не отводила взгляда.

Назар моему заявлению нисколько не смутился, только ухмыльнулся и поднялся с места.

— Отнесу, — он взял со стола пустые тарелки, приборы и понес на кухню.

Я разлила остатки вина по бокалам. Меня тревожило то, что Назар говорил о Максе так, будто давно его знает. Но он ни разу за все время нашего знакомства не обмолвился об этом, что казалось странным.

Назар вернулся, сел обратно и, словно угадав мои мысли, продолжил:

— Я знаком с твоим бывшем мужем. Был знаком до того, как тебя встретил и очень удивился, когда узнал, что ты жена моего соперника.

— Соперника? Что это значит?

— Шахматного соперника, и только. Можешь поинтересоваться историей противостояния Рихтер — Платонов в шахматных турнирах. В гугле все есть. Не сказать, что я хорошо знаю Макса, но достаточно, чтобы понимать — он что-то скрывает. От тебя, по крайней мере точно.

То, что говорил Назар мне и без того было очевидно. Одно то, как Макс поступил со мной, говорило об этом красноречивее всего. Но меня заботило сейчас другое:

— А твоя встреча со мной получается — случайность?

— Что удивительно, правда?

Я внимательно смотрела Назару в глаза и не увидела в них ни доли лукавства. Казалось, он был честен.

— Почему ты раньше мне не рассказывал? Только не говори, потому что я не спрашивала.

Назар усмехнулся.

— Не видел ничего особенного в этом, да и какое дело мне до Макса Рихтера.

А вот в этот момент, когда он сказал про Макса, я заметила, что его глаза будто подернулись пеленой. Так бывает, только когда разговор идет о человеке, который очень неприятен, если не сказать большего.

Но я это отнесла к том, что вряд ли Назару приятно говорить о моем бывшем муже, к тому же шахматному сопернику, как он сказал.

Теперь я поняла, почему Назар временами напоминал мне Макса. Они, грубо говоря, из одного теста.

Ну, а я, конечно, если и могла кем-то хоть немного увлечься, учитывая мое состояние после развода с Максом, так только человеком, если и уступающим Максу, так не во многом.

Вино было допито, разговор получился не таким уж и камерным, в окно глядела глупая огромная луна. Я молчала, думая о своем, молчал и Назар.

Удивительны судьбы человеческие, думала я, удивительны тропы и дорожки, по которым все мы ходим и еще удивительнее то, как эти дорожки и тропы иногда чудно пересекаются. Знать бы, что за поворотом, но тогда, наверное, и жить будет не интересно.