Шах и мат - Анастасия Шец Страница 10

На первом автобусе я вернулась домой. Там налетели родители, но ничего от меня так и не добились. Меня посадили под домашний арест.

Как только он закончился, за мной снова зашел Максим.

5

Все изменилось, я искренне в это верила. Прошло слишком много времени, чтобы все оставалось как прежде. Места, люди, их мысли. Может быть, произошло что-то важное, а может, не произошло ничего, но так или иначе, мы выросли, каждый из нас. Даже не так: повзрослели, образумились. И теперь должны поступать обдуманнее, взвешивать все «за» и «против», смотреть на шаг вперед, предугадывая, как повернутся обстоятельства. Кончается десятый класс, совсем скоро настигнет ЕГЭ. Учителя, должно быть, все уши про это прожужжали. Закормили тестами, проверочными работами и подготовками. Такая ответственность, чтоб ее! Но вдруг это изменит человека и выбьет из его головы дурные мысли? Заставит стать сдержаннее и понять, что хорошо, а что плохо? Мы же больше не те импульсивные дети со смертельными обидами и хитрыми кознями. Ничего не осталось как прежде, верно?

Снег до сих пор шел – мелкие белые снежинки тут же таяли на мокром асфальте. Слишком тепло и ветрено. Я постоянно поправляла волосы и оглядывалась, направляясь к школе. Накатывало странное-странное чувство, которое очень сложно описать. Оно мучило. Постоянно казалось, что детские игры и правила вернутся; что знакомый голос из ниоткуда скажет: «Ну, храбрец, вперед», и придется действительно идти, доказывая свою несуществующую смелость. Снова принимать первый удар, а потом делать вид, что все хорошо.

Одновременно… мной овладевала ностальгия. Время неумолимо летело, столько прошло – а я все равно помнила каждую тропинку и поворот. Помню, как я забиралась на лестницу и мнила себя царем горы, как мы играли до стрекота кузнечиков, а потом расходились по домам, боясь, что из-за непослушания нам не приснится волшебный сон. В кустах Аня прятала свои вещи, чтобы не нести их домой, а Женька вечно напоминал забрать их. Я помнила ребят и, наверное, в глубине души хотела увидеть, чтобы доказать, что я стала лучше. Сильнее. Крепче. Красивее. Увереннее. Что меня теперь не так легко напугать, что я могу дать отпор. Им. Всему миру. Я – личность, которая имеет право существовать и нормально жить. Но все равно было страшно из-за встречи, неизбежной, как смерть. Я думала, что выдержу, потому что не забыла, потому что помню все, даже наши маленькие тайны.

Школа. То же здание всего в три этажа. Облезлая розовая краска и выгоревшая надпись над главным входом: «Добро пожаловать! Мы вам рады!» Массивные деревянные двери с коваными ручками; две пустые клумбы по обе стороны крыльца – когда-то там росли цветы. Потрескавшаяся грязно-серая плитка и спящий охранник. Незнакомые маленькие дети, снующие по знакомым узеньким коридорам. Совсем спокойные, не то что мы когда-то. Невольно я улыбнулась.

Справа висела доска почета. В середине третьего ряда когда-то красовалась и моя фотография. Сначала ее разрисовали, а потом выжгли. В этом месте до сих пор виднелась оплавленная пластмасса: похоже, у школы не было денег на новый стенд.

Прозвенел звонок. Я пошла в библиотеку за учебниками. Взгляд зацепился за «Теорию шахмат». Когда-то мы мнили себя настоящей командой, всегда сражающейся против других и имеющей неприступную крепость. Присвоили себе роли и ими оправдывали свои действия и слова. У каждого были полномочия, права и обязанности, хотя в детстве это называлось совсем не так. После первой игры в шахматы я стала этим интересоваться. На секунду пришла мысль, что сейчас состоится дебют. Первые ходы, первые действия. Мобилизация сил противников. Совсем как на войне.

Я усмехнулась и вышла из библиотеки. Какие глупые мысли. Конечно же, это не война, а детский лепет. Всего лишь школа, первый день.

Я опоздала. В классе стоял шум, ребята болтали чересчур громко, обсуждая какой-то предстоящий матч. Видимо, учителя не было. Тело будто сковало нечто липкое и вязкое. Пальцы неуверенно сжали холодную ручку. Я медлила, будто готовясь к чему-то грандиозному, неизбежному и устрашающему. Это действительно было так. Вдохи стали медленнее. Закусив губу, я опустила голову.

Подготовка к столкновению.

Небольшое усилие, и дверь резко открылась. Сердце будто пропустило удар, а затем продолжило биться. Ребята замолчали и повернулись, наверное, думая, что пришел учитель. Я зашла и молча остановилась у чистой доски. Оценивающие и непонимающие взгляды, будто противные тараканы, ползали по мне. Хотелось смахнуть их. Тихие шепотки и вопросы. Так должно быть, когда встречают новенького в конце года. Их предупреждали. Но говорили ли имя? Вспомнили ли они меня? Знакомые лица удивленно вытянулись, но среди них не было тех, кого я узнаю в любой толпе и даже в гриме. Никого из них.

– К кому ты? Инны Викторовны еще нет, – спросил какой-то парень у подоконника.

Я молча пожала плечами. Ожидание тянулось все мучительнее, но одновременно становилось и легче. Не было ни Максима, ни Саши, ни Жени, ни Ромки с Егором, ни даже Ани. Значит, мы в разных классах и мне просто чертовски везет.

Внезапным вихрем ворвалась низенькая полненькая учительница с выбеленными волосами, похожими на гнездо. Ребята как по команде встали и вышли из-за парт, приветствуя ее.

– Так, вы уже познакомились? Настюша, подойди ко мне.

Почему все всегда зовут меня так ласково? Я оторвалась от доски и подошла к Инне Викторовне. Все снова смотрели, и почему-то мне хотелось их убить. Учительница нежно приобняла меня за плечи.

– В седьмом классе ты уехала, и вот ты снова с нами! Настя Шереметьева, добро пожаловать в наш дружный коллектив.

Наверное, это она сказала для новеньких, которые и ухом не вели, совсем ничего не знали. А вот остальные, кто учился здесь с первого класса, буквально изменились в лице. Кто-то усмехнулся, кто-то цокнул языком, а кто-то, на удивление, улыбнулся.

– Садись с Аленой. Третий ряд, четвертая парта.

Аленой звали высокую крепкую девушку с выбритым виском, длинной красноватой челкой и квадратными очками, которые ей неожиданно шли. Она подперла подбородок ладонью, вскинула проколотую бровь и подвинулась, уступая мне место у окна. Наверное, всегда сидела одна – и тут на тебе, подарочек.

Ладони вспотели от волнения. Я прошла по ряду и села, выждала некоторую паузу, а затем, сглотнув и промочив сухой рот, обратилась