Страж (ЛП) - Андрижески Дж. С. Страница 49

Юми покачала головой, плотно поджав губы.

Несмотря на каменное выражение её лица, Ревик поймал себя на мысли, что она слышит его, по крайней мере, на каком-то уровне.

— Вы не можете говорить мне, что у них это не в порядке вещей! — прорычал Ревик. — Как вы думаете, почему Шулеры с каждым днём набирают всё больше и больше наших? В то время как всё больше и больше видящих покидают лоно Семёрки? Как вы думаете, это совпадение, что такое слишком часто случается с нашими юными видящими? Или что чаще всего это происходит после того, как они видят истинные реалии рабства, изнасилований и жестокого обращения с нашим видом за пределами анклавов монастырей Сиртауна?

Сам того не желая, Ревик поймал себя на том, что снова повышает голос.

— Возможно, эта преданность слишком укоренилась в вас, чтобы вы могли ясно видеть её. Возможно, вы достаточно хорошо помните те годы до Первого Контакта, чтобы испытывать некоторую ностальгию по старым обычаям.

Голос Ревика исказился от злого сарказма.

— Это очень мило с вашей стороны, если так… очень, очень мило. Но знайте это, братья и сёстры. У моего поколения нет таких приятных воспоминаний. Для видящих моего возраста эта ваша милая ностальгия скорее бредовая, чем возвышенная. Мы, «молодые щенки», как вы нас называете, всё чаще не видим причин пресмыкаться перед иерархией видящих, которая вопиюще игнорирует уроки прошлого и реалии нашего настоящего. Иерархия, которая больше заботится о пророчествах и правилах, чем о жизни видящих.

Когда Юми не ответила, Ревик обвёл взглядом других видящих Адипана.

Никто не хотел встречаться с ним взглядом.

Ревик почувствовал, как стена молчания сомкнулась вокруг их света. Он боролся с желанием обороняться, которое поднялось в нём при подразумеваемом осуждении.

Он знал, что он, вероятно, на триста лет моложе самого старшего из них.

Он знал, что это значит для большинства видящих.

Однако воспоминание об этом только разозлило его ещё сильнее.

Он повысил голос.

— Как долго, по-вашему, будут терпеть такое отношение те из нас, кто вынужден день за днём созерцать результаты? — спросил он. — Или это тоже воля грёбаных Предков? Что мы все в конечном итоге становимся шлюхами? Или наёмниками, работающими на Шулеров, пытающихся убить людей по-настоящему? Или просто сломленными травмами и жестоким обращением, живущими как рабы?

Глаза Юми потемнели при этих словах, встретившись с его взглядом.

Несмотря на это, она, казалось, восстановила самообладание, где-то в его словах.

— Ты умеешь говорить, — мрачно пробормотала она. — Не так ли, брат Дигойз? Похоже, у тебя настоящий ораторский дар, когда тебя что-то трогает.

Ревик почувствовал, как его челюсти напряглись до боли.

Однако он не позволил себе ответить.

Он знал, что всё, что он скажет, будет ещё менее вежливым, чем то, что он уже сказал. Однако он не мог удержаться от того, чтобы не впиться в неё взглядом.

Отведя взгляд от лица Ревика, когда он не ответил ей словами, Юми уставилась в окно, уперев руки в бока. Она снова покачала головой, пока Ревик наблюдал за ней, и её рот скривился в хмурой гримасе.

Прежде чем он успел истолковать значение этого выражения, она сделала большой шаг ближе к кровати, так что возвышалась прямо над ним.

Ревик поборол желание тоже подняться на ноги, ведь теперь он был по крайней мере на дюйм выше неё, несмотря на её впечатляющий рост.

Однако он этого не сделал.

— Брат Ревик, — голос Юми стал спокойным, терпеливым, даже когда она перенесла вес тела на пятки своих ботинок, напрягая мускулистые руки. — Мне жаль, что я не могу дать тебе тот ответ, который ты хочешь. Правда жаль.

Когда челюсти Ревика ещё больше напряглись, она продолжила более резким голосом.

— …Я также глубоко сочувствую твоему разочарованию, веришь ты мне или нет. Но я просто не вижу ситуацию так, как ты, брат. Я знаю, кто я такая, несмотря на твой скептицизм. Я действительно стараюсь вкладывать мысль и понимание во всё, что я делаю. И всё же, частью того, кто я есть, иногда является вера в тех, у кого видение лучше, чем у меня. Также существуют определённые принципы, которым я посвятила свою жизнь… невмешательство и, самое главное, свобода воли. У тебя нет причин мне верить или беспокоиться, но уверяю тебя, я бы умерла за эти принципы. Я бы также нарушила приказы ради них… но, к счастью, мне пока не приходилось этого делать.

Ревик начал говорить.

Юми подняла другую руку.

На этот раз она также резко пихнула его своим светом, эффективно заставив замолчать.

— Я обрисовала два варианта, брат Ревик, — сказала она, как только он закрыл рот. — Ты должен сказать мне, какой из них ты бы предпочёл.

Ревик боролся с гневом, бурлящим в его свете.

Он чувствовал стену в её свете.

Он знал, что это значит.

Более того, он чувствовал похожие стены в других видящих в комнате. Он знал, что это чувствовала не только Юми, видящая с полночно-синей татуировкой на лице. Казалось, все они сейчас молча наблюдали за ним, и их глаза были мрачными.

Взглянув на Гаренше, Ревик увидел, что крупный видящий избегает его взгляда.

Он почувствовал в нём сочувствие, но также и полную непоколебимость.

На определённом уровне он даже понимал.

Они были Адипаном. Ожидать, что они будут делать что-либо вопреки приказам, было всё равно что ожидать, что свинья начнёт говорить по-китайски и носить туфли на высоком каблуке. Субординация была вбита в них с рождения — не только десятилетиями, но и веками. Большинство из них были завербованы в Адипан в детстве и выросли в каменных стенах Памира.

Они никогда не смогли бы понять.

Они не смогли бы, даже если бы очень захотели.

Несмотря на выпады Ревика в адрес адипанских видящих, он знал, что было несправедливо ожидать от них понимания. Они никоим образом не могли знать, каково это — быть воспитанным в необходимости разбираться во всём самостоятельно.

С самого начала их жизни у них был кто-то, кто говорил им, что правильно, а что неправильно. У них были многовековые традиции, защищавшие их от внешнего мира.

Уставившись в пол, Ревик пытался собраться с мыслями.

Он мог чувствовать их намерения в отношении русской видящей Кэт.

Они хотели, чтобы он открыл свой свет, чтобы заставить его выразить часть своей эмоциональной реакции на то, что случилось с Элли. Они надеялись, что это может немного притупить его гнев на Джейдена и других людей, хотя бы притупить худшие грани его боли разделения. Он мог бы сказать им, что проблема не в недостатке секса, но сомневался, что они и это услышат.

— Мы знаем об этом, брат, — сказала Мара.

Её голос звучал гораздо менее нетерпеливо, чем у Юми. Когда Ревик оглянулся, она скрестила руки на груди, сдувая тёмную челку с лица.

— Юми и остальные из нас тоже будут работать с твоим светом. Попытаемся заставить тебя взглянуть на это не с твоей личной точки зрения.

Ревик снова ощетинился, разозлённый намёком на то, что каким-то образом это было эгоистично с его стороны — желать справедливости для…

— Не эгоистично, брат, — заговорил Пореш, поднимая руку. Его голос был ещё более мягким, чем у Мары. — Возможно, недостаточно отстранённо и объективно, но не эгоистично. Возможно, ты слишком близок к этому, да?

Ревик с неверием уставился на него.

— Я понимаю, — прорычал он. — Значит, дистанция — это ответ, na? Просто «меньше чувствуй». Таков твой совет, возлюбленный брат?

Сарказм Ревика к концу совсем не скрывался, но Пореш не выглядел сердитым или даже оскорблённым. Во всяком случае, он выглядел расстроенным, хотя Ревик не мог точно определить, какую эмоцию или реакцию он при этом испытал.

Какая-то часть его сознания хотела истолковать это как чувство вины.

Пореш прочистил горло.

— Дистанция, — сказал он так же мягко. — Не подразумевает отсутствия чувств, брат. Однако она создаёт дополнительный контекст, — адипанский видящий опустил руку обратно на бедро, которое было покрыто бронированными штанами, как у Гаренше. — Более мимолётные страдания в жизни иногда можно вынести, если мы понимаем, что они служат высшей цели.