Пэппер Винтерс - Слезы Тесс (ЛП) Страница 46

Еще один рывок, и ткань треснула и разорвалась, ослабив ткань вокруг моей задницы, поскольку кружево уже ее не облегало.

Демонстрируя охотничий нож, Русский облизнул мое ухо. Я застонала и дернулась. Лезвие было ржавым и тусклым, но казалось ужасно острым.

— Рыбка, перестань дергаться. Я не собираюсь тебя резать, — он повернул лезвие так, что острый металл оказался в его мозолистой ладони, а запачканная потом, деревянная ручка торчала вверх.

Ох, дерьмо.

Все мои инстинкты кричали. Он собирался изнасиловать меня рукояткой ножа!

Я застонала так громко, как только смогла, используя весь ценный кислород в моих лёгких, чтобы позвать на помощь. Головокружение усилилось, когда Кью, сердитым тоном, сказал:

— Виктор, оставь мой подарок в покое.

Его слова были пропитаны властью. Я облегченно растаяла. Кью не позволит случиться чему-нибудь плохому. Я знала это. Я доверяла ему и была уверена, что он держит меня только для собственных испорченных желаний.

— Я только обниму ее, мистер М. Через секунду я её отпущу, — Русский посмотрел через плечо, и я не сомневалась, что он улыбался Кью. Я отдернула бедра, пытаясь лишить его равновесия, но он не сдвинулся ни на миллиметр.

Моё напряжение завязалось узлом, я все ждала, что Кью потребует, чтобы он отпустил меня, поскольку и так уже слишком долго меня трогал, но ничего не произошло.

Восторжествовала тишина; мое сердце остановилось, когда Русский со смешком произнес в мое ухо:

— Я просчитал, что у меня есть примерно тридцать секунд, прежде чем придется остановиться.

У меня не было времени даже дышать. Он прижал свой огромный ботинок к моему GPS-трекеру, вынудив мою ногу подогнуться. Обхватив моё тело, он поместил ручку ножа к моему входу.

Я сражалась, боролась, но была мухой на этой липкой, специальной бумаге для уничтожения мух... несущественной.

— Жаль, что это не мой член, но я обойдусь, — пробормотал Русский. Проталкивая рукоятку внутрь, он укусил меня за шею. Под его ладонью я открыла рот и заорала. Мои легкие горели, но звука не вышло. Русский ворвался в меня, сверкая острием и насилием. Внутри я была сухой и прочувствовала каждый выступ древесины от ручки ножа и каждое его царапанье, ужасающее своей жесткостью.

Глаза заволокло серой пеленой, и я мечтала потерять сознание, но в моей крови бурлил гнев. Из последних сил, собрав весь свой боевой дух и кипевший гнев, я начала бороться.

Когда я взбесилась, Русский заворчал. Я извивалась и крутилась. Пиналась и толкалась.

Мне было совершенно плевать на то, что в попытке освободиться, я могу себя убить. Я не могла позволить ему это делать. Это было больно. Очень больно! Кью не спас меня. Он позволил ублюдку вонзить нож глубоко внутрь меня.

Раздался звук выстрела, затем я начала падать и падать, прежде чем остановилась, когда мои руки вывернулись в оковах. Опустив голову на плечо, я висела, впитывая нужный кислород. Падая с пьедестала, Русский взревел, забирая с собой нож. Он сжал бедро, где пятно красного цвета растекалось по белому костюму.

— Бл*дь! — воскликнул он.

Кью был в бешенстве, а в выражении его лица горел багровый гнев.

— Убирайся нахер из моего дома, — в протянутой руке Кью сверкало серебристое оружие.

У меня закружилась голова. У Кью был пистолет. Он ранил Русского.

Все остальные гости вскочили со своих мест и помчались на выход. Все, кроме Парня из 20-х; он стоял позади Кью, тело его было напряжено, а руки сжаты в кулаки.

Кью закричал:

— Франко! Проводи наших гостей. Они уходят.

Магическим образом появился зеленоглазый охранник и подтолкнул всех к выходу, потом вернулся и поднял на ноги проклятого Русского. Как только они ушли, Парень из 20-х положил руку на плечо Кью.

Кью тут же подскочил и повернулся, размахивая пистолетом.

— Бл*дь. Прекрати! Фредерик, я знаю, что делаю. Уходи.

Парень нахмурился, явно ему не поверив, но кивнул и шагнул к двери.

Наступила тишина, которую нарушало только наше тяжелое дыхание: моё и Кью. Я раскачивалась на руках, чувствуя слезы, застилающие глаза. У меня не было сил, чтобы подняться, и дико болели плечи. Но ничего из этого не походило на боль, разрывающую меня изнутри. Я чувствовала, будто меня разорвали надвое, вновь и вновь вспоминая первый жесткий толчок и разрушающие разум муки.

Как Кью это допустил? Я была его, черт побери, и он не защитил меня. Он позволил другому мужчине причинить мне боль.

Я разбилась вдребезги, желая обратно погрузиться в ту тихую пустоту, спасшую меня в прошлый раз, но разум не хотел отключаться. Мой разум был сломан.

Должно быть, я потеряла сознание. Когда я очнулась, то почувствовала, как моя щека трется о теплое плечо, и тело находится в коконе сильных рук. Меня поглотил аромат цитруса и сандалового дерева, послав в мою кровь смесь тоски и паники.

— Je suis tellement désolé (прим. пер. фр. – Мне очень жаль), — прошептал измученный голос. Нежно целуя меня в лоб, он шел по дому, держа меня на руках. — Я защищу тебя. Я сделаю все правильно.

Его голос меня смутил. Он был наполнен болью, горем и таким большим раскаянием, что оно было почти осязаемым.

Почему ему так больно? Он позволил чужому мужчине сделать то, чего тот хотел. Это было виной Кью, и я не хотела слышать о его боли. Моя собственная боль полностью захватила меня. Его извинения не стоили и выеденного яйца.

Я попыталась собрать достаточно энергии, чтобы ударить его, закричать или рассказать, насколько успешно ему удалось причинить мне боль сильнее, чем я испытала от кого-то во всей своей жизни. А это, кое о чем, да говорило, если вспомнить, как я росла изгоем в собственной семье.

Но мой разум наконец решил, что с него достаточно, и я потеряла сознание.

*Колибри*

Я проснулась от ноющей боли в матке и увидела пятно крови между ног. Осторожно помылась в душе, загоняя все воспоминания и ужасы в клетку в своем мозге. Я никогда вновь не вспомню ту ночь. Даже в кошмарах она была запрещена, стерта, как будто этого и не происходило. Некоторые могли бы сказать, что побег был не самой хорошей идеей, а я скажу, что он помог мне оставаться собранной и сконцентрированной, вместо того, чтобы задыхаться от жалости к себе и других вещах, вредных для моего здравомыслия.

Я спрятала голову в песок, но взамен получила свободу и независимость от того, что ранило мою душу. Мое тело болело, но не больше, чем остальные травмы внутри меня. Что мучило меня больше всего, так это Кью. Он предал меня.