4 месяца (ЛП) - Гаджиала Джессика Страница 27

— Ты кое-что забыла, — сообщил он мне, доставая часы с подслушивающим устройством и протягивая их к моему запястью. Я не могла не задаться вопросом, чувствует ли он мой пульс, как он прыгает, скачет, когда его пальцы касаются моей слишком чувствительной кожи. Он надел поддельный фитнес-трекер, подогнав его по размеру моего запястья. Но его хватка не ослабевала даже после того, как он включил его, даже после того, как у него не было причин продолжать держать меня.

Я не была полностью уверена в этом, но могу поклясться, что почувствовала, как его большой палец провел по венам на нижней стороне моего запястья, прежде чем он внезапно выронил его, отпрыгнул в сторону, крутанулся на пятках, зашелестел в моем блокноте, который теперь был испещрен его собственными записями. Но в польском коде.

Он обещал поделиться со мной кодом, когда мы вернемся в Навесинк-Бэнк. Я была немного взволнована этим фактом, если вы спросите меня. В чем-то это было похоже на подготовку шпиона — коды, подслушивающие устройства и то, как незаметно проникнуть в помещение.

— Ну что, мы готовы? — спросила я. — Что-нибудь еще ты выяснил об Эмре, что мне было бы полезно знать?

— Ему нравятся напористые женщины, — сказал он мне. — Не тот застенчивый тип, который ждет, пока к нему подойдут. Так что, если ты войдешь, а он разговаривает с кем-то другим, и ты буквально встанешь между ними, он скажет ей, чтобы она убиралась восвояси. Ему нравится уверенность и, ну, я не знаю. Ему просто это нравится.

Ему это нравилось, потому что он думал, что за него стоит бороться. Это было абсурдно для любой уважающей себя женщины, которая знала, что практически ни один стоящий мужчина не был тем, за кого нужно было бороться. Но хрупкая вещь, известная как мужское эго, не поддается анализу. Поэтому иногда, чтобы получить желаемое, нужно было играть в их игру. Даже если в реальной жизни тебя никогда бы не застали врасплох.

— Что-нибудь еще?

— Он любит угощать женщин. Так что подходи с пустой рукой.

— Хорошо. Поняла.

— Ты готова? — спросил он, вставляя в ухо незаметный маленький наушник, чтобы слушать меня всю ночь, движения практичные, легкие. Сексуальные.

— Ага, — поспешила я согласиться, отрывисто кивнув, и потянулась за маленьким клатчем, который я купила в торговом центре, в котором лежало немного денег и тюбик помады. Мой мобильный не поместился бы. И у меня все равно было подслушивающее устройство. Без него я все еще чувствовала себя странно голой. А может быть, это моя почти нагота вызывала у меня такое чувство.

Двадцать минут спустя я делала то, чего не делала с начала своего двадцатилетия. Я стояла в очереди перед клубом и ждала, когда меня впустят внутрь. Возможно, какая-то часть меня — маленькая часть, но она была — беспокоилась, что я уже не так молода и горяча, как раньше, и от этой мысли у меня свело живот.

Это беспокойство было недолгим, когда я, наконец, добралась до двери, и вышибала помахал мне рукой.

— Ну вот, началось, — пробормотала я про себя, зная, что Барретт не слышит. Во время нашей небольшой пробной поездки мы узнали, что ему трудно услышать тихий разговор, если только моя рука не поднята. Например, когда я сижу с рукой на столе. Это означало, что лучше всего было поймать Эмре у бара, чтобы я могла непринужденно положить туда руку, возможно, придерживая бокал с напитком, пока мы с ним разговаривали.

Внутри «Тишины» было то, что и следовало ожидать — плотное скопление слишком надушенных тел, блестящих локонов, сверкающих украшений. Уложенных женщин. Мужчин изображающих павлинов. В воздухе витал аромат сексуального отчаяния.

Из огромных динамиков гремела музыка, ее вибрации проносились по моему телу, подпрыгивая вместе с ней, — ощущение было одновременно знакомым, но в то же время каким-то тревожным. Может быть, потому, что оно притупляло два моих чувства в эту ночь, когда мне казалось, что быть в контакте с ними — самое важное.

Сделав глубокий вдох, я начала проходить сквозь группы женщин, делающих вид, что не замечают группу мужчин, разглядывающих их. Тем временем как втайне каждая из них надеялась, что самый горячий мужчина — точная копия того блондина из байкерского телешоу, только одет получше и с более ухоженной бородой — подойдет к ним вместо их лучшей подруги.

Возле первой барной стойки было многолюдно, люди толкались, пытаясь привлечь внимание одного из двух профессиональных барменов, их движения были торопливыми, но не напряженными, ничего не выдавало в них то, что такое внимание было для них чем-то новым.

Однако, как выяснил Барретт, просматривая их аккаунт в социальных сетях, был еще один бар, спрятанный в дальнем углу, в месте, которое часто посещали завсегдатаи, потому что там было не так оживленно, тише, где действительно можно было услышать, как кто-то с тобой разговаривает.

Я направилась туда, стараясь быть уверенной, что лишь случайно — как и любая женщина в поисках мужчины — оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, не находится ли Эмре там в поисках такой же, как я.

Он появился примерно через полчаса, когда я застряла в разговоре с каким-то седовласым гангстером в дешевом, плохо сшитом костюме. От него сильно пахло дезодорантом «Олд Спайс», который слишком сильно напоминал мне моего отца.

Эмре фамильярно подошел к бару, подняв палец.

Издалека, на фотографиях, он был неплохим парнем, возможно, немного показушным, немного бочкообразным, крупнокостным, хотя и не тяжелым. Вблизи, при слабом освещении, можно было увидеть оспины на его подбородке, оставшиеся от детской вспышки, которую он явно не мог не почесать. К сожалению, он также был склонен к тому отвратительному скоплению белого вещества в уголках рта, которое напомнило мне об одном моем учителе французского в средней школе.

Виновато похлопав рукой по груди моего предполагаемого поклонника, я вышла из-за его спины, задрав подбородок, скользнула рядом с Эмре, положила обе руки на стол и повернула к нему голову через плечо.

— Как насчет того, чтобы сделать это вдвоем? — предложила я, наблюдая, как его взгляд скользит по моему лицу, вниз по груди, которая, признаться, выпирала из лифа платья, вниз по позвоночнику, по едва прикрытой попке, вниз по бедрам, которые я одновременно любила и ненавидела за их силу — и, следовательно, большой размер.

— Думаю, я смогу это сделать, — сообщил он мне, подбородком указывая на бармена, который ждал указаний. — Как тебя зовут, красавица?

— Сара, — сказала я, решив, что это распространенное имя и, следовательно, правдоподобное. Я потянулась левой рукой поперек своего тела, прекрасно осознавая, что от этого мои груди еще больше прижались друг к другу, чего он не упустил, когда коснулся моей руки. Мне стоило больших усилий не закатить глаза, когда вместо того, чтобы пожать ее, как я хотела, он поднес ее к губам, чтобы поцеловать.

— Эмре.

— Итак, что я буду пить, Эмре? — спросила я, обхватывая рукой уже запотевший стакан с прозрачной жидкостью без названия.

— Раки (прим. крепкий алкогольный напиток , распространённый в Турции и считающийся турецким национальным крепким напитком ), — сказал он мне, поднимая свой бокал к моему. — Серефе (прим. за ваше здоровье, будем здоровы, за твоё здоровье ), — проговорил он. На мою поднятую бровь он слегка улыбнулся. — За здоровье , — сказал он мне и отхлебнул половину своего бокала, побуждая меня поднять свой.

Я не была алкогольным снобом. В расцвете сил я опрокидывала в себя практически все, что мне подносили. Иногда даже с очень несносным «ууу». Как бы мне ни было неприятно признавать это.

Но я понятия не имела, чего ожидать от раки, осторожно потягивая его, я обнаружила, что мой рот атакован — не неприятным — неожиданным вкусом лакрицы. Как узо (прим. крепкий алкогольный напиток с ароматом аниса. Иногда его называют греческой водкой ), который я однажды пробовала в греческом ресторане с подружками.

Правда, это было слишком легко.

Разговаривать.