Реньери Андретти (ЛП) - Хантингтон Паркер С. Страница 17

Он вспомнил. Наши воскресные спагетти всегда были для меня глупым поводом проводить с ним больше времени, но он всегда относился к ним серьезно, как к практике для моей будущей карьеры шеф-повара.

Помещение было идеальным для ресторана. Место располагалось в самом центре Саут-Бич и имело большой пешеходный трафик; окна от пола до потолка давали много естественного света; огромного пространства было более чем достаточно, чтобы заполнить его столами и стульями; а через прорезь в стене я мог видеть, что кухня огромна. Это была мечта шеф-повара. Это была моя мечта. Но она не была реальной. И не могла быть.

Я повернулась к Ренье.

— Я не могу принять это от тебя.

Он вызывающе скрестил руки на груди.

— Почему, черт возьми, нет?

— Мы даже не встречаемся. Мы… мы никто, Ренье. — Я вышагивала по полу. — Я не могу принять что-то подобное от человека, для которого я никто.

— Ты не… — Он схватил меня за плечо и остановил мои движения. — Прекрати шагать, черт возьми. — Положив обе руки мне на плечи, он наклонился и посмотрел мне в глаза. — Ты не никто, Карина. Ты — все, и я хочу тебя.

Я подняла подбородок.

— Скажи мне правду. Расскажи мне, что случилось.

— Нет.

— Если бы я была тебе небезразлична, ты бы сказал мне правду.

— Я не могу сказать тебе правду. — С его губ сорвался разочарованный стон. — Я бы сказал, если бы мог, но я не могу. И это не значит, что ты мне безразлична. Это не значит ничего, кроме того, что я… не могу. Сказать. Тебе. — Он глубоко вздохнул, и его прищуренное выражение лица вызвало незаслуженную жалость в моем слабом сердце. — Ты все еще любишь меня. Ты любишь меня. Я вижу это в твоих глазах. Я слышу это, когда ты говоришь со мной. Я чувствую это, когда ты уступаешь моим прикосновениям, как в лифте.

В лифте.

Где он нечестно боролся.

Где он использовал мое тело против меня.

Где он использовал мое желание против меня.

Спасибо, что напомнил мне, засранец.

— Ты. Этот ресторан. Мы. — Я отвела плечи назад, подняла голову и укрепила наш зрительный контакт, чтобы он знал, что я чертовски серьезна. — Это хорошая фантазия, но не более того. Пока ты не расскажешь мне, что произошло, ничего из этого не станет реальностью.

Я отступила назад и отвернулась от него.

Если он не хочет сражаться честно, то и я не буду.

РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ

Юбка короткого сарафана Галло приподнялась, когда она шла по настилу к частному самолету. Я наклонил свое тело, чтобы курьер с сумкой, стоявший позади меня, не мог свободно увидеть белый комплект нижнего белья, который она носила под платьем.

— Галло… — предупредил я.

Она надела это облегающее платье, чтобы позлить меня. По той же причине она вышла голой после душа, повернувшись ко мне спиной, когда надевала свои кружевные белые трусики. Я любовался тем, как блестели губки ее киски, когда она наклонялась ко мне сзади, зажатые между ее идеальной попкой, похожей на закуску моей мечты.

А когда она задирала трусики вверх по длинным стройным ногам, я почти представлял, как подпрыгивают ее полные груди при каждом движении. Сзади я даже уловил аппетитное покачивание ее боковой груди. Я хотел трахнуть ее, и мне потребовалось все, чтобы не перегнуть ее через кровать и не погрузить свой член в ее тугую, горячую киску.

Она посмотрела на меня через плечо.

— Да?

Я проговорил сквозь стиснутые зубы:

— Поторопись.

Она села на самое дальнее от меня сиденье, мило помахала рукой озабоченному подростку-курьеру, прежде чем он ушел, и переместилась ко мне лицом.

— Я не знала, что мы торопимся.

Двери самолета закрылись. Стюардесса налила мне виски, а Галло — стакан воды. Как только стюардесса вышла из отсека, Галло раздвинула ноги. Короткая юбка ее платья приподнялась, обнажив нижнее белье. В центре трусиков виднелось мокрое пятно, и мне захотелось всосать его языком.

Я схватил свой бокал.

— Ты играешь с огнем.

— Расскажи мне, что с нами произошло, и ты сможешь получить меня. Всю меня. — Она поднялась на ноги, в ее глазах читалась решимость, когда она направилась ко мне, и на краткий миг я возгордился тем, что она такая сильная.

— Ты уже моя.

Настала ее очередь встать передо мной на колени.

— Я не твоя, чтобы прикасаться ко мне.

— Осторожно, — предостерег я.

Потому что она была моей.

И всегда была.

Она положила ладонь на каждое из моих бедер, обтянутых костюмом.

— Я не твоя, чтобы целовать. — Ее руки скользнули вверх, остановившись на моем болезненно твердом члене. — И я не твоя, чтобы трахаться. — Ее пальцы коснулись пряжки моего ремня, и это предложение было ясно как день. — Но я могла бы.

— Я не могу рассказать тебе, что произошло.

Она вынула кожаный ремень из металлической петли.

— Почему?

Я пригубил виски, никогда не нуждаясь в силе так сильно, как сейчас.

— Это не мой секрет, чтобы его раскрывать.

Она расстегнула мои брюки.

— Если это касается нас с тобой, то это в равной степени и наше, и чужое.

Я схватился за ручки своего кресла.

— Я дал обещание.

Она потянула за край моих трусов-боксеров, и мой член выскочил на свободу и уперся в ее щеку, почти во всю длину ее лица. Это было самое горячее, что я когда-либо видел, и я поклялся, что если бы ЦРУ отправило Карину Галло в Гуантанамо, то к закату она заставила бы всех этих заключенных выкладывать свои самые грязные секреты. Не то чтобы я когда-нибудь, блядь, позволил этому случиться.

Ее теплое дыхание погладило мой член, когда она спросила:

— Кому?

Она смотрела на мой член так, как каждый мужчина мечтает, чтобы женщина смотрела на его член, словно ей подарили святой Грааль, и она не была уверена, что сможет уместить его в своем тугом… кармане. Ее глаза расширились от вожделения, которое она не могла или не хотела скрывать, а за красивыми голубыми глазами таилась решимость.

— Кому? — повторила она, прежде чем обхватить мой член своими пухлыми губами и глубоко вобрать меня в рот, пока моя головка не коснулась задней стенки ее горла.

О, черт.

Я закрыл глаза и застонал.

— Твоему отцу.

Блядь, блядь, блядь, блядь.

Она тут же отпрянула.

— Моему отцу?

Мой член был твердым и голым перед ней, и мы разговаривали. О. Ее. Отце. Было почти стыдно, что моя эрекция не уменьшилась ни на сантиметр.

— Блядь. Ты не должна была этого слышать.

— Моему отцу, — повторила она. Ошарашенная.

Кажется, я ее шокировал. Я сдвинул свои боксеры на свою твердую эрекцию, слегка смущаясь. Мой член был сильно прижат к ее гландам, а шокировал ее именно отец.

Эго, встречай удар.

В горле у меня заклокотало.

— Забудь об этом.

— Я не могу.

— Карина. — Я потянулся к ее рукам.

Она отдернула их и скрестила руки.

— Расскажи мне все. Сейчас же. Или мы расстанемся, и я уйду.

Я стиснул зубы и промолчал.

К черту отца.

К черту Николайо.

И к черту Пьеро Галло.

Всю оставшуюся часть полета она сидела как можно дальше от меня, отвернув лицо в окно. Она молчала, когда мы приземлились. Она молчала, когда я ее высаживал. И она промолчала, когда я спросил ее, как гребаный отказник из High School Musical, когда мы увидимся в следующий раз.

У меня был шанс — два шанса, на самом деле — и я испортил их оба.

Я погубил ее.

10

В основе всего гнев,

всех обид и всех недовольств,

вы всегда найдете страх, который

надеется остаться неизвестным.

Дональд Л. Хикс

КАРИНА ГАЛЛО

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

Мне нужно было противостоять отцу, но гравитация скрывала черты лица Броуди. К тому же он ждал меня у входной двери неизвестно сколько времени, поэтому я кивнула ему, чтобы он продолжал, повернула замок на двери и вошла в свою однокомнатную квартиру.