Одна откровенная ночь (ЛП) - Малпас Джоди Эллен Страница 16

Я молчу, пока он ведет меня по белому туннелю, которому не видно конца, и тревога моя с каждым шагом возрастает все больше. Здесь жутко, звук эха задерживается в пустом коридоре. Миллер тоже притих. Из-за того, что не могу и не хочу уменьшить его очевидное беспокойство за меня, я противна самой себе. Мне не станет лучше, пока не увижу Нан живой, здоровой и дерзящей мне.

— Сюда, — его ладонь на шее мягко направляет, вынуждая повернуть налево, где перед нами открывается автоматическая дверь, и мы видим табличку «Добро пожаловать в Сидар-Уорд», — палата номер три.

Миллер убирает от меня руку, отчего я испытываю беспомощность и неуверенность, и указывает на вторую дверь слева. Я иду, спотыкаясь, а сердце бешено стучит. На меня накатывает жар, в нос ударяет запах антисептика. Легкий толчок в спину побуждает меня взяться за дверную ручку, вдохнув столь необходимый легким воздух. Я поворачиваю ее и вхожу в комнату.

Но здесь пусто.

Кровать идеально застелена, а все оборудование аккуратно убрано в угол. Никаких признаков жизни. У меня кружится голова.

— Где она?

Миллер не отвечает, вместо этого проходит мимо меня и останавливается, оглядывая пустую комнату. Я пялюсь на пустую кровать, все остальное вокруг расплывается. Отдаленно слышу, как Миллер настаивает на том, что это правильная комната.

— Я могу вам помочь? — интересуется молодая медсестра.

Миллер делает шаг вперед.

— Дама, которая была здесь, где она?

— Жозефина Тейлор? — уточняет она, опуская взгляд. Я не думаю, что смогу выдержать то, что она сообщит.

У меня в горле застревает комок. Беру Миллера за руку и впиваюсь в нее ногтями. Он отрывает мои скрюченные пальцы от себя и крепко сжав, подносит ладонь ко рту.

— Вы ее внучка? Оливия?

Киваю, не в силах ответить, но прежде чем медсестра успевает что-то сказать, я слышу знакомый смех, доносящийся из коридора.

— Это она! — восклицаю я, вырывая руку из хватки Миллера, и почти сбиваю с ног медсестру, когда проношусь мимо. Пружинистой походкой иду на знакомый звук. Дохожу до пересекающихся коридоров и останавливаюсь, когда смех стихает. Смотрю налево и вижу четыре постели, на которых спят старички.

И вот опять.

Смех.

Смех Нан.

Поворачиваю голову направо и вижу еще четыре занятых кровати.

Вот и она, сидит в кресле рядом с больничной койкой и смотрит телевизор. Волосы идеально уложены, на ней ночная рубашка с оборками. Я иду к бабушке, любуясь этой картиной, пока не добираюсь до изножья кровати. Она переводит взгляд сапфировых глаз с телевизора на меня. Такое ощущение, что меня привели в чувство электрическим разрядом.

— Моя дорогая девочка. — Ее рука тянется ко мне, а мои глаза наполняются слезами.

— О боже, Нан! — Хватаюсь за шторку, задернутую у ее кровати, едва не падая из-за чертовой штуковины.

— Оливия! — Миллер подхватывает мое шатающееся тело и быстро ставит на ноги. Я теряю рассудок от количества переживаний, с которыми нужно справиться. Миллер осматривает меня и заглядывает мне через плечо. — Черт возьми, — выдыхает, заметно расслабляясь.

Он думал о том же, о чем и я. Что она умерла.

— Именно! — огрызается Нан. — Заявляетесь, устраивая беспорядок, и еще сквернословите на всю округу! Из-за вас меня выгонят отсюда!

Я таращусь на нее, а кровь снова начинает бежать по венам.

— Потому что ты сама внесла недостаточно сумятицы? — выпаливаю я.

Она с озорством ухмыляется.

— Чтоб ты знала, я вела себя как настоящая леди.

Сзади раздается смешок, мы с Миллером оборачиваемся и видим медсестру.

— Настоящая леди, — задумчиво произносит та, высоко поднимая брови, так что они почти достигают линии роста волос.

— Я оживила обстановку, — возражает Нан, привлекая наше внимание. Она показывает на остальные три кровати, занятые хилыми старичками. Все они спят. — Во мне больше жизни, чем в этих троих вместе взятых! Уверяю вас, я пришла сюда не умирать.

Я улыбаюсь и смотрю на Миллера, который глядит на меня сверху вниз с блеском в глазах.

— Крепкий орешек. — Он улыбается мне ослепительной белозубой улыбкой, из-за которой я чуть снова не хватаюсь на штору.

— Знаю, — ухмыляюсь ему и устремляюсь в объятия Нан, не потрудившись обойти кровать. — Я думала, ты умерла, — говорю ей, наслаждаясь привычным ароматом стирального порошка, пропитавшим ткань ночной рубашки.

— Смерть выглядит гораздо привлекательней, чем это захолустье, — ворчит она и получает от меня заслуженный толчок. — Ой, аккуратней с проводами.

С резким вдохом я отшатываюсь назад, мысленно ругая себя за беспечность. Нан может и храбрится, но попала сюда не просто так. Я смотрю, как она тянет за шнур на руке и ворчит под нос.

— Часы для посещения заканчиваются в восемь, — вмешивается медсестра, обходя кровать, чтобы помочь Нан, — вы можете вернуться завтра.

У меня замирает сердце.

— Но мы…

Миллер предупреждающе берет меня за руку, останавливая протест, и поворачивается к медсестре.

— Не возражаете? — Он отходит от кровати, жестом приглашая медсестру следовать за собой. Я потрясенно наблюдаю, как та с застенчивой улыбкой покидает нишу, скрываясь за шторой. В недоумении смотрю на Миллера, но тот лишь пожимает безупречными плечами и идет следом. Он, может, и выглядит утомленным, но все еще привлекает внимание. И только что выиграл мне немного времени, так что мне все равно, если медсестра будет пускать на него слюни, пока он расспрашивает о состоянии Нан.

Чувствуя на себе изучающий взгляд, я отворачиваюсь от уходящего Миллера и смотрю на свою бесстрашную бабушку. У той снова озорной вид.

— В джинсах его булочки смотрятся еще лучше.

Закатываю глаза и сажусь на кровать напротив нее.

— Я думала, тебе нравились хорошо одетые молодые люди.

— Миллер и в мешке будет выглядеть восхитительно. — Она улыбается и берет меня за руку, сжимая ее в своей. Как бы безумно это не выглядело, учитывая кто из нас болен, но жест выходит успокаивающим и заставляет задуматься, как много знает Нан. — Как ты, милая?

— Замечательно. — Не знаю, что сказать, точнее, что еще можно сказать. Она должна быть в курсе и все такое, но правда ли ей следует знать это сейчас. Надо поговорить с Уильямом.

— Ммм… — Бабушка подозрительно смотрит на меня, и я ерзаю на кровати, стараясь не встречаться с ней взглядом.

Надо ее отвлечь.

— Тебе не понравилась отдельная палата?

— Не начинай! — Она отпускает мою руку и садится обратно в кресло, хватает пульт и наводит на телевизор. Экран темнеет. — Я по горло сыта этой комнатой!

С легкой улыбкой гляжу на другие кровати, думая, что теперь, скорее всего, Нан кормит с рук этих бедолаг. Медсестра-то уж точно выглядит наевшейся досыта.

— Как твое самочувствие? — спрашиваю я, оборачиваясь к ней, и вижу, что она возится с проводами. — Оставь их!

Нан в раздражении хлопает ладонями по подлокотникам.

— Мне скучно! — вопит она. — Еда просто отвратительна, и меня заставляют мочиться в горшок.

Я хихикаю, зная, что ее тщательно оберегаемому чувству собственного достоинства нанесен существенный ущерб, и она не в восторге от этого.

— Делай, что велено, — предупреждаю я, — ты оказалась здесь не просто так.

— Из-за легкого укола в сердце вот и все.

— Ты как будто о свидании говоришь! — смеюсь я.

— Расскажи мне о Нью-Йорке. — Мой смех стихает в ту же секунду, и я неловко ерзаю, соображая, что можно поведать. Ничего не приходит в голову. — Я попросила тебя рассказать о Нью-Йорке, Оливия, — говорит Нан успокаивающе, и я решаюсь взглянуть на нее, надеясь, что выражение ее лица соответствует тону, — а не то, как ты там оказалась.

Наверное, мои губы побелели из-за того, как сильно я их сжала, стараясь сдержать волнение, которое так и норовило перейти в рыдания. Сложно представить, что можно полюбить ее еще сильней.

— Я так по тебе скучала. — Мой голос срывается, и я позволяю бабушке заключить себя в объятия.