Наследник по крови (СИ) - Николаева Елена Страница 14

— Ты у нас ещё и проктолог? — вгоняет в меня ошарашенный и в то же время сверлящий взгляд.

Смеюсь, обхватывая ладонью одну из ног под разбитой коленкой. Выливаю немного перекиси на пятно крови и жду, когда раскиснет.

— Подуй! — звучит жалобный приказ, когда я провожу те же манипуляции с другой ногой.

— Зачем? Не жжёт же, — с удивлением оцениваю страдальческое выражение её лица.

— А-ай… Подуй же! — шипит Иванна.

Растерявшись, дую на коленки, принюхиваясь, не перепутал ли баночку со спиртом. Замечаю, как эта мелкая зараза кайфует, явно потешаясь надо мной.

Сцепив зубы, ставлю флакончик на пол, а затем небрежно сдёргиваю с неё джинсы вместе с бельём.

— Ай! Ва-а-арвар! — визжит, хватаясь за мою шею, чтобы не свалиться в джакузи и не навернуться спиной.

Было бы у меня чуть больше свободного времени, клянусь, я бы утопил её здесь, предварительно затрахав.

Секс с Кристиной после сегодняшней прелюдии с Ивой мне кажется обычной повседневной механической рутиной. Завожусь, вспоминая о том, что Брагина уже неделю, как ебёт мне мозг.

— Сейчас я тебе подую и вдую, и ещё раз подую… — ворчу, вставая и подхватывая Иванну на руки. Спустя секунду заношу девчонку в душевую кабину. Опускаю на пол, подталкивая под струи тёплой воды.

— Сумасшедший, — бурча, Ива отворачивается лицом к стене, прислоняя к холодному кафелю лоб.

— Я знаю… — тяжелый выдох покидает мои лёгкие. — Ты меня таким делаешь… — шепчу я Иванне в макушку, сжимая хрупкие плечи ладонями. Она дрожит и как будто раз за разом молча всхлипывает.

— Неправда, — выталкивает едва слышно. Кончики её пальцев механично скребут по плитке. Фаланги от напряжения дрожат и становятся обескровленными.

— Правда, малыш… Чистая правда… — вздохнув, прислушиваюсь к издаваемым ею звукам. Взгляд цепляется за ровный ряд выпирающих позвонков, за подрагивающие плечи.

Плачет… Такая худенькая и откровенно растерянная.

Меня самого от этой картины передёргивает. Нутро в узел сжимается. В груди непривычно жжёт.

Ива стала ещё тоньше в талии. Её можно перехватить обеими ладонями. Страшно при этом сломать.

— Ваня… — зову, целуя в плечо. Ведёт им, отрываясь от моих губ.

Блядь… Ну что опять не так? Ведь минуту назад пыталась меня подкалывать…

— Малыш… — сжав на ней ладони, притягиваю острыми лопатками к груди. Губами прижимаюсь к венке за ушком. Девочку снова сотрясает. Всхлипы становятся громче и надрывистей.

Ощущаю, как бешено барабанит её пульс.

Слышу, как подступает к горлу истерика.

Пиздец…

Моя душа в который раз наизнанку, а не должна…

Мать вашу, не должна!

Такое я испытывал рядом с матерью, когда она была в отчаянии и нуждалась в моей поддержке, а сейчас эти эмоции рождаются с ней. С Ваней. Выскальзывают из моей тёмной души, как кровожадные демоны, впиваются в глотку и душат, душат, душат…

Меня от этого чувства бросает то в лютый холод, то в немыслимый жар…

Горячие струи становятся кислотными…

— Ваня, — пытаюсь развернуть девчонку к себе лицом, но она вырывается из моих рук.

— Отпусти! — высекает гневно с интонацией абсолютного отчаянья. — К черту всё! К черту, Макс! Я не буду делать аборт! Я боюсь. Я хочу оставить ребёнка!

Выпалив, вжимается лопатками в стену. Её трясёт. Полная грудь Иванны ходит ходуном. Моя застывает как камень.

Глаза в глаза. Несколько гребаных секунд ни вдохнуть, ни выдохнуть не получается. Целенаправленно дожимает меня взглядом, таким затравленным, что хоть волком вой…

Нет. Я не дебил. Я всё прекрасно понимаю. Но то, что творится во мне сейчас — не поддаётся никакому описанию.

Я зол. Я снова, сука, зол!

— Ты сказала — он от Ильи, — хриплю я, чувствуя, как мои глаза буквально наливаются кровью. От этой конченой, сука, ревности, которую я не испытывал сотню лет!

— И что? Что это меняет лично для тебя? — кричит.

— Всё! — рёвом отражаю. — Всё меняет, Ива! Абсолютно всё!

Глава 17

Ива

Крик Макса парализует.

Прикрываю глаза, чтобы не видеть, как он злится и как его трясёт. Как Пожарского распирают противоречивые эмоции. Макс при этом выглядит зловеще. Глаза ещё больше чернеют, сверкают, как дно преисподней. Густые тёмные брови сдвигаются к переносице, глубокая морщина между ними рассекает лоб. Гримаса такая, что лучше не смотреть.

Мне страшно…

Страшно соглашаться на аборт. Потому что в будущем я захочу ребёнка. Я не смогу жить, как тётя. И даже если можно прервать беременность медикаментозно — я всё равно безумно боюсь. Я далеко не глупая девочка и знаю, что такие истории могут заканчиваться чисткой. Как, например, у тёти. Таблетка ей не помогла…

Истерика усиливается, и я тупо начинаю рыдать. Накрываю лицо ладонями и стекаю по стенке вниз.

— Ваня… — сильные руки подхватывают под мышки и вздергивают вверх.

— Отпусти! — луплю Макса, что есть силы. Бью ладонями по груди, по плечам, по шее, попадаю по лицу. Хлесткие, звучные удары эхом расходятся по ванной вместе с брызгами воды.

— Малыш, угомонись. Хватит! — рявкает мужчина, а я не могу перестать кричать.

— Я в тебя влюбилась! Разве ты этого не понял?! Не почувствовал?! Ты мне всю душу вымотал! Сердце разодрал! Тебе этого мало?! Мало тебе?! Мало?!!!

— Ваня! — встряхивает так, что зубы цокают.

Прижав меня к груди, встаёт под тугие струи воды. Меня колотит. Откровенно бомбит. Я его ненавижу. Ненавижу! Ненавижу так сильно, как и люблю!

Господи, зачем ты мне его послал?

Чтобы он из меня душу высасывал?

Чтобы причинял мне боль?

Чтобы я умирала без него каждую гребаную секунду?

Зачем я его встретила?

Зачем?!!!

Реву, прижимаясь к мужскому телу, ногтями царапаю кожу, вонзаю пальцы в мышцы груди. Они твёрдые, как камень. Не могу ухватиться, чтобы сжать и причинить ему боль.

Реву, как сумасшедшая, захлебываясь собственными слезами и водой.

Гад! Сволочь! Гад!

Снова его луплю.

— Я не сделаю аборт! Не хочу!

— Сделаешь, Ива. Так будет лучше для всех.

— Для кого? Для тебя? Для твоего брата? Зачем? — в панике ору я. — Мне ничего от вас не нужно! Я буду растить его сама. Со своей семьёй. Вы можете благополучно о нём забыть! Ни фамилии, ни отчества вашего не дам!

— Исключено, — руки стальной хваткой вдавливают меня в торс. Мои ребра трещат. Задыхаюсь пуще прежнего.

В груди невыносимо печёт и сотрясает как в последний день существования Помпеи.

— Ты будешь моей, Ваня. Станешь моей и только моей. Без последствий от прежних связей. Это моё условие. Я хочу тебя одну. Понимаешь? Одну!

Глаза в глаза — и меня пополам переламывает.

В зрачках Максима темная, беспроглядная пелена.

— Ты безумец! — рычу я, пробуя вырваться из оков. — Я не хочу быть любовницей! Не хочу! Не хочу быть твоей содержанкой!

— Глупышка, — Макс растягивает дьявольскую усмешку. — Это лучше, чем быть фиктивной женой. Ты не понимаешь, от чего отказываешься.

— У твоей фиктивной жены отнюдь не фиктивный ребёнок и он твой. Я этого не забыла… — рычу, когда ладонь Пожарского сгребает волосы на моём затылке и запрокидывает мне голову назад. Губы к губам на расстоянии выдоха. Его взгляд тяжелым грузом ложится на моё дрожащее тело. Удары сердца ускоряются, выламывая грудную клетку.

Я не привыкла ходить по лезвию бритвы с мужчиной. У меня в жизни таких отродясь не было. Но Макс… с ним это ощущается именно так.

— Может быть, ты откажешься от ребёнка Кристины в мою пользу?

— Нет, Ива, не откажусь, — сцепив зубы, прожигает меня взглядом.

— Отлично. Тогда отпусти!

— Не отпущу…

Цепкие пальцы, усмиряя меня, сильнее сжимают волосы. Кожу на затылке опаляет огнем, а мои губы покалывает от чужого учащенного дыхания.