Попаданки. Розарий для феодалок. - Людмила Вовченко Страница 9

лежала несколько мгновений, глядя в потолок, и ловила себя на странном ощущении: мыслей было много, но ни одна не давила. Всё складывалось в порядок. Дом уже не казался чужим. Он всё ещё был старым, кривоватым, с трещинами в камне и скрипучими балками, но теперь Наташа видела в нём не разруху, а задачу. А задачи она любила. Она тихо поднялась, накинула рубаху, затянула пояс и вышла во двор. Утро пахло влажной землёй, дымом и травой. Где-то в стороне раздавались голоса — деревня просыпалась. Куры лениво копались у курятника, коза жевала, привязанная к новому колышку, и при виде Наташи подняла голову с выражением опытного животного: ты тут главная, я поняла. — Доброе утро, — сказала Наташа почти машинально. Коза фыркнула. — Вот и договорились, — хмыкнула Наташа. Она обошла двор медленно, внимательно. Отметила места, где солнце держится дольше. Где тень. Где почва рыхлее. Где придётся поработать ломом, а где достаточно тяпки. В голове уже выстраивалась схема — не абстрактная, а живая: что здесь, что там, что не сейчас, а позже. Из дома раздался шум — характерный, с металлическим звоном и раздражённым бормотанием. — Я ЭТО не надену! — раздался голос Шуры. Наташа улыбнулась. Через минуту Шура вышла во двор, держа в руках «приличное платье» и глядя на него, как на личного врага. — Скажи мне, — начала она, размахивая тканью, — вот это вот… это что? Это попытка человека доказать, что у него нет ног? — Это попытка общества контролировать женщин, — спокойно ответила Наташа. — Через дискомфорт. — Я так и знала, — мрачно сказала Шура. — В следующей жизни я рожусь мужчиной. И всё равно буду за равноправие. Она всё-таки натянула платье, но сразу задрала подол, закатала рукава и буркнула: — Если кто-то скажет, что это «неприлично», я объясню, что приличие — это когда ты можешь работать, а не падать в обморок от жары. Управляющая появилась в дверях, как по заказу. Окинула Шуру взглядом — от закатанных рукавов до подола — и явно приготовилась сказать что-то едкое. Но остановилась. — Люди скоро придут, — вместо этого сказала она. — Те, что обещали помочь. — Отлично, — кивнула Наташа. — Пусть начинают с изгороди и дальнего участка. Управляющая прищурилась. — Вы уверены? — Абсолютно, — спокойно ответила Наташа. — Там земля хорошая. Просто заброшена. Управляющая посмотрела на неё внимательно. Уже не с недоверием — с осторожным интересом. — Откуда вы знаете? Наташа улыбнулась очень мягко. — Я чувствую. Это было правдой. Просто не всей. К полудню двор ожил. Пришли трое мужчин и две женщины — простые, крепкие, с загорелыми руками и внимательными глазами. Они поглядывали на дом, на Шуру, на Наташу — с любопытством, но без насмешки. Слухи уже ходили. — Это они? — шепнула одна из женщин другой. — Те самые, — ответила та. — Которые сами работают. Шура услышала. Усмехнулась. — Слышишь, Наташ? Мы уже легенда. — Пока местная, — ответила Наташа. — Но всё начинается с малого. Работа закипела. Шура взяла на себя тяжёлое: забор, навес, расчистку хлева. Работала молча, сосредоточенно, и люди быстро подстроились под её темп. Кто-то попробовал было командовать — получил взгляд, от которого слова застряли в горле, и понял, что лучше делать, чем говорить. Наташа тем временем занялась землёй. Она показывала, где копать, где не трогать, где оставить траву. Объясняла просто, без лишних слов. Люди слушали — потому что видели результат. — Тут потом посадим, — говорила она, втыкая палку в землю. — А здесь — не сейчас. Земле надо отдохнуть. — А что сажать? — осторожно спросил один из мужчин. Наташа посмотрела на него и улыбнулась. — Сначала то, что кормит. Потом то, что радует. — А это… — он замялся. — Это вы сами знаете? — Да, — ответила Наташа. — Я знаю. В подвал она спускалась несколько раз, проверяя рассаду. Шура поймала её на лестнице. — Ты там с ними разговариваешь, как с детьми, — заметила она. — Потому что они и есть дети, — спокойно ответила Наташа. — Просто выросшие. Шура хмыкнула. — А я, значит, злая тётка? — Ты — гарантия безопасности, — улыбнулась Наташа. — Без тебя нас давно бы уже «поставили на место». — Люблю быть гарантией, — довольна сказала Шура. К вечеру двор изменился. Не идеально — но ощутимо. Люди устали, но уходили с каким-то странным выражением на лицах, будто сделали не просто работу, а вложились во что-то своё. Управляющая стояла у крыльца и смотрела на всё это молча. — Завтра, — наконец сказала она, — придёт ещё народ. Соседи. Хотят посмотреть. — Пусть приходят, — кивнула Наташа. — Только без толпы. — Вы боитесь? — неожиданно спросила управляющая. Шура повернулась к ней резко. — Мы не боимся, — сказала она. — Мы выбираем. Управляющая посмотрела на неё долгим взглядом. Потом кивнула. Вечером, когда все разошлись, Наташа и Шура сидели на ступеньках крыльца. Ноги гудели, руки были в земле, но внутри было спокойно. — Знаешь, — сказала Шура, глядя на темнеющее небо, — мне здесь не так уж плохо. Наташа улыбнулась. — Потому что ты наконец-то на своём месте. Шура усмехнулась. — А ты? Наташа посмотрела на двор, на дом, на землю. — Я тоже, — тихо сказала она. — Просто моё место всегда там, где можно что-то вырастить. Ночь опустилась мягко. Дом снова заскрипел — уже иначе, как старик, который смирился и даже рад новым хозяевам. А в подвале, среди корней и ростков, медленно набирало силу будущее. Тихое. Упрямое. И очень живучее. На следующий день к дому пришли не только «посмотреть». К дому пришли прощупать. Наташа поняла это сразу — по тому, как люди держали плечи, как молчали, как смотрели не на двор, а на неё и Шуру. На руки. На одежду. На лицо. На то, как они говорят и кому отдают распоряжения. В этом взгляде не было простого любопытства — был расчёт: кто ты теперь и сколько в тебе силы? Утро снова было ясным, но воздух стал суше. Туман ушёл, оставив в траве капли, которые блестели как мелкие стёклышки. Куры уже привыкли к порядку и не разлетались в панике, а коза, будто решив, что её ценят, вдруг начала вести себя как хозяйка