Княжна Екатерина Распутина - Ольга Токарева Страница 8

— И что же нам теперь с ней делать? — промолвил один из подошедших, задумчиво почесывая висок.

— Не тревожьтесь, Савелий Лукич. Я девочку к себе в дом приму, — разрешил все вопросы барон, а затем обратился к другому мужчине: — А вы, Инокентий Агафонович, себе на ингредиенты будете брать монстров?

— На этих монстров я не претендую, а вот парочку, что мы с вами вместе одолели, пожалуй, прихвачу, — ответил тот, развернулся и зашагал вместе с другом в ту сторону, откуда они пришли.

— Яким, возьми девочку на руки, — приказал Емельяныч.

Мужчина перевел опасливый взгляд с хозяина на моего зверька, вздохнул, нерешительно шагнул вперед и тут же отпрянул, словно ужаленный, заслышав яростное шипение ощетинившегося фамильяра.

— Простите, Ваше Сиятельство, хоть убейте, боюсь я это исчадие, — понуро пробормотал слуга.

А меня тем временем скрутило от боли. Не только голова раскалывалась, но и живот пронзали острые колики. Изо рта вырвался стон, я съежилась, пытаясь унять мучительную боль.

— Ох и натворил я дел. Потерпи, малая, сейчас к целителю тебя отнесу, — взволнованно выдохнул Яромир, подхватывая меня на руки. — А легкая, словно пушинка! — удивился он и, приблизившись к отцу, тихо спросил: — Отец… А не лучше ли ее в сиротский приют отдать?

— Эх, много ли ты понимаешь, — ответил барон, похлопывая сына по плечу. — Ты же знаешь, что брат твой, Михаил, умом не блещет. Девочка вырастет, я их женю, а сам опекуном над ними буду.

— Но ведь Михаилу придется отречься от рода, предать фамилию Соловьевых, сменив ее на Распутина. Да и от княжества там лишь тень былого величия осталась, шептались, будто родовое гнездо их по бревнышку растащили, — не унимался Яромир.

— Глупый ты, Яромир, жизни еще не изведал, — отрезал ему отец, в голосе звенела снисходительность. — У нас столько золота, что мы сами могли бы давно княжеский титул купить. Да вот до такой высоты нам с тобой, увы, не дотянуться. А Мишка наш целым князем станет, заставит соседей локти кусать от зависти. Усадьбу Распутиных я из руин подниму, там такие балы закатим, такие приемы дадим, что у всех язык от зависти отнимется!

Пока Петр Соловьев грезил о райской жизни, тот еще хитрый лис, я, прильнув к холодной коже кольчуги, корчилась от мучительных колик. Хромус пристроился рядом, казалось, мирно дремал, наверно, переваривал мои два миллиона. Изредка он приподнимал голову, с прищуром оглядывал Яромира и снова погружался в сон, а я обдумывала свою новую, неизведанную жизнь.

Из обрывков чужих речей, словно из осколков разбитого зеркала, я собрала картину: я в России. Но эта Россия лишь эхом перекликается с той, где я родилась, разве что диалект выдаёт общее прошлое. В остальном — это два разных мира, как небо и земля. Здесь магия сплетается с реальностью, фамильяры, а по селеньям бродят ценные монстры. А вместо президентов — бароны, князья и сам государь.

Из горьких новостей: всех Распутиных истребили, и я осталась последней, в чьих жилах течёт их кровь. Но есть и светлые пятна: меня приняли в семью, избавив от забот о хлебе насущном и крыше над головой. И ещё один огромный, жирный плюс — все считают меня, Екатерину Распутину, блаженной. Что ж, не буду разрушать их веру.

Глава 3

Знакомство с семейством барона Петра Емельяновича Соловьева

Целители здесь оказались сродни волшебникам: достаточно было нескольких пассов руками, и мучительные колики в животе отступили, словно их и не бывало. До поместья мы добирались в угрюмом, тяжеловесном автомобиле, казалось, выкованном из цельного куска металла, с единственным, словно бойница, окном для водителя.

Имение Соловьева было раскинуто среди холмов, поросших вековым лесом, и, когда мы вышли из машины, я ощутила какое-то умиротворение и покой. Вертя головой, рассматривала каменный старинный особняк с величественными колоннами и резными балконами, хранящий в своих стенах отголоски минувших эпох, наверняка тихие истории любви и утрат, радости и печали. Воздух здесь был напоен ароматом цветущих лип и полевых трав, а вдали, словно тихая песнь, слышалось журчание ручья. Обязательно сбегаю к речушке, обожаю смотреть и слушать шум бегущей воды.

С рук Яромира я отказывалась слезать, любая попытка забрать меня вызывала бурю протеста: визг, слезы, и я, словно испуганный зверек, вжималась в его грудь. Так, бережно неся меня, он вошел в дом, а затем и в просторный холл. Любопытство, наконец, взяло верх, и я робко повернула голову. Беглый взгляд охватил огромное светлое помещение, обставленное с музейной роскошью и изысканным вкусом.

На мягких подушках необъятного дивана, словно изумрудный цветок, сидела дама лет сорока в платье цвета глубокой хвои. Смелый вырез открывал взору пышный холм груди, манящий и неприступный. Тёмно-русая волна волос вздымалась в высокой причёске, обрамляя лицо, где серые глаза метали колкие льдинки. Алые губы, чуть тронутые полнотой, надменно кривились над прямым носом. Красота почти безупречная, но острый подбородок, словно дерзкий штрих, нарушал гармонию, внося нотку холодной решимости. В мочках ушей томились тяжёлые серьги, мерцая отблесками драгоценных камней, а шею обвивало колье, вторящее их холодному сиянию. На коленях её, точно рыжий сноп солнца, примостился кот, утопая в ласковых движениях её руки, скользившей по шелковистой шерсти.

— Яромир… Что это значит? Явился в дом в таком виде, — недовольно сказала она. — И что это за грязное отродье у тебя на руках?

— Невеста, — расплылся он в улыбке до ушей, а в карих глазах заплясали озорные искорки.

— Какая ещё невеста⁈ — взволнованно вскрикнула женщина, хватаясь за сердце. — У тебя уже есть невеста!

— Так я и не говорил, что моя. Это невеста Михаила, — парень с удовольствием подливал масла в и без того разгоравшееся пламя.

— Что⁈ — взвизгнул истеричный голос за Яромиром, от которого у меня по спине пробежал неприятный холодок. Мне отчаянно захотелось увидеть обладательницу этого вопля, но она сама возникла перед нами, словно разъярённая фурия. — Яромир… Ты в своём уме⁈ — прошипела она, испепеляя меня взглядом. — Где ты откопал эту нищенку? Она грязная, словно свинья, и от неё разит за версту! Ты издеваешься⁈ Убери эту бродяжку с глаз долой! — её голос сорвался в