Соль и тайны морской бездны - Эбби-Линн Норр Страница 6

каскадом, поскольку были неровно подстрижены чуть ниже мочки уха. Волосы либо порядком спутались за время долгого путешествия, либо она сама неровно откромсала их тупыми ножницами. Цвет ее волос был пшеничным, но, когда на них падали лучи проглядывающего из-за деревьев солнца, они отливали скорее серебром, чем золотом. А вот черты ее лица – из-за солнца и порожденных им теней – мне никак не удавалось рассмотреть. Луси слезла с мотоцикла и, повернувшись к нам спиной, аккуратно пристроила шлем на руле. Потом она провела растопыренными пальцами по волосам, словно переводя дух, и повернулась к нам лицом.

Я наконец смогла хорошенько разглядеть самую старую из всех известных мне сирен, возможно, старейшую в мире.

Вид у нее был не очень-то радостный.

Посреди лба сходились две прямые черточки бровей, пристальный взгляд был направлен на нас. Глаза Луси, зеленые, как изумруды, источали холод. Она расстегнула молнию на куртке, я заметила, как у нее под рукой блеснул металл, и глянула на маму, но спросить, видела ли она то же самое, не успела, поскольку Луси уже подошла ближе.

Она оказалась выше нас, стройной, длинноногой и довольно широкоплечей для женщины. Кожаные штаны обтягивали мощные бедра. Лицо ее было, бесспорно, красиво, но что-то в нем порождало желание отвести взгляд. Я этого не сделала, но пришлось приложить усилие. Кожа Луси напоминала отполированный мрамор и, наверное, оказалась бы холодной и твердой на ощупь, рискни я до нее дотронуться. Кроме прямого шрамика на верхней губе и еще одного на шее, ее кожа была гладкой, без изъяна, матовой и чистой. Однако взгляд выдавал в ней долгожительницу.

Она остановилась перед нами и поочередно глядела то на меня, то на мать.

– На моем веку случалось много необычных дней, – сказала она.

При звуке ее голоса мой рот приоткрылся. Еле слышный, он словно исходил из пересохшего, напряженного горла. Я в испуге опустила взгляд ниже, на ее шею, и только тогда заметила третий шрам. Тонкая белая линия шла вдоль ее гортани. Посередине можно было различить небольшой сморщенный кружочек. Он стал заметен, когда вышло солнце и кружочек образовал едва видимую тень.

– Но этот просто выдающийся, – продолжила Луси своим скрипучим голосом. Взгляд ее метнулся на стоящую справа от меня маму. – Государыня. – Она снова посмотрела на меня. – И элементаль.

Она подступила на шаг ближе и посмотрела на меня сверху вниз. Наши взгляды встретились и задержались. Ее был суровый, но любопытный. Она заговорила, обнажив зубы:

– Ты звала?

Способность говорить наконец вернулась ко мне.

– Прошу извинить меня за вторжение… Чем бы вы ни занимались, когда я вас позвала. Но как только вы узнаете, для чего я это сделала, надеюсь, все поймете.

– Тогда продолжай, – велела она.

Я кивнула и жестом пригласила ее в дом.

– Спасибо, что приехали, – промямлила я, чувствуя, что выгляжу в высшей степени убого.

Луси издала какой-то непонятный звук. Возможно, недовольное ворчание? Выражение согласия? Она прошла мимо нас и стала подниматься по ступенькам. Когда она подошла к двери, до меня донеслось ее хриплое бормотание:

– Выбора особо не было.

В момент, когда Луси потянулась к дверной ручке, та повернулась, и дверь открылась изнутри.

Антони и Луси оказались друг напротив друга. Выражения лица Луси я видеть не могла, а взгляд вытаращенных глаз Антони был намертво прикован к ней. Так они и стояли – пара застывших фигур.

Из-за плеча Антони высунулась голова Эмуна.

– Здравствуйте, – весело поприветствовал он Луси. – Рад, что вы добрались. Проходите же. – Эмун энергично похлопал Антони по плечу, будто стараясь пробудить ото сна, и тот отошел в сторону.

Я оказалась достаточно близко от Луси, чуть позади и сбоку, и увидела выражение ее лица в тот момент. Глаза нашей гостьи широко раскрылись от изумления.

Она повернула голову, посмотрела на меня, затем на мою мать и снова на Эмуна.

– Государыня, элементаль, бывший парень и тритон. Я выехала из Варшавы рано утром в плохом настроении, но стоило оказаться здесь уже просто ради того, чтобы увидеть вас четверых вместе.

Луси переступила через порог и оказалась в вестибюле, а мы с мамой пошли следом. Когда Антони закрывал за мной дверь, он слабо улыбнулся.

– Я считала твой вид вымершим, – обратилась Луси к Эмуну.

– Мне часто так говорят, – ответил тот.

Мы впятером стояли, образовав неровный круг, и смотрели друг на друга.

Луси с каменным выражением лица сверлила взглядом Антони.

Наконец он сказал:

– Прости меня, Луси. Я знаю, что дал тебе слово, и сдержал бы его, оставил тебя в покое, если бы не эти двое. – Он показал на нас с мамой.

– Стало быть, ты догадался, кто я. В конце концов. – Когда Луси заговорила, каменное выражение сошло с ее лица, и она, по-видимому, расслабилась. В полумраке вестибюля ее глаза казались черными, и в них засветилось то, что я приняла за юмор. Она подмигнула Антони.

При виде этого дружеского жеста я поняла, что мы – Антони, мама и я – замерли по стойке смирно, как солдаты. Руки Луси расслабленно повисли вдоль тела, и она перенесла вес с ноги на ногу, будто дремлющая под деревом лошадь. Эмун стоял уперев руки в бедра и переводил серьезный взгляд с одного лица на другое в ожидании чего-нибудь интересного. Мне показалось, что происходящее его веселит.

Именно Эмун нарушил эту живописную картину. Он кашлянул, и на его щеке на короткое время появилась ямочка.

– Может, нам устроиться вон там? – Он махнул рукой в сторону того самого зала, где мама поведала нам свою невероятную историю. – Кто-нибудь хочет чего-нибудь выпить? У Адальберта и Фины сегодня выходной, так что я с радостью принесу всего, чего ваша душа желает.

– Я помогу, – подхватила я, радуясь возможности отлучиться хотя бы на минуту.

По дороге на кухню мы с Эмуном переглянулись.

– Как думаешь, что у нее с голосом? – спросила я, стараясь тихонько шептать. – Явно не простуда. Ты же видел у нее шрам?

Эмун кивнул, схватил поднос и полез в шкаф за стаканами и чашками, а я тем временем поставила чайник.

– Интересно, сохранился ли у нее русалочий голос?

Я на секунду задумалась. До сего момента мысль об этом мне даже в голову не пришла.

– Почему бы тебе не спросить? – предложила я.

– Сама спроси. – Эмун толкнул меня локтем в плечо, когда я закладывала в чайник пакетики с чаем. У него на щеке снова появилась та самая ямочка. – Она до жути страшная.

– Я заметила. – Можно было бы подразнить Эмуна насчет того, что