Дом Монтеану. Том 2 - Лина Мур Страница 58

— Вкуси меня, — хрипит Томас и, немного наклоняя шею вбок, ложится на меня. Он стискивает мою голову и утыкается мне в шею. Наши тела скользят друг по другу всё быстрее и быстрее. Удовольствие сосредотачивается внизу живота, и я чувствую то самое время. Оно идеально. Теперь я знаю, о чём многие говорили. Потребность пометить своего партнёра. Потребность вкусить его. Потребность слиться с ним.

Мои клыки врезаются в кожу Томаса и прорывают её. Мой рот наполняется кровью Томаса, и в этот же момент он кусает меня. Меня разрывает на мелкие осколки от ощущений. Я перестаю ощущать своё тело, чувствуя только пронзающее меня удовольствие. Я достигаю пика настолько ярко, что перед глазами снова всё белеет. Словно до краёв наполняюсь кровью Томаса, и меня бросает в жар. Он проникает в мою кровь, и я обретаю часть своей свободы. Она поглощает меня раз за разом.

Раскрываю глаза и нахожу себя лежащей на снегу. Удивлённо озираясь, поднимаюсь на ноги и осматриваю себя. Я одета в чёрную толстовку и такого же цвета лосины. Я не могу понять, что происходит. Темнота вокруг подсказывает мне, что сейчас ночь. Вдалеке я вижу огни и быстро иду на них. Мои ноги утопают в снегу, я перехожу на бег и вылетаю на занесённую снегом подъездную дорожку дома. Довольно знакомого дома. Это дом Сава и его семьи. Я слышу голоса. Голоса всех, как и Томаса. Подхожу ближе и заглядываю в окно.

— Ты уверена, что хочешь этого, Майди? — хмуро спрашивает Томас, глядя на женщину.

Она испуганно сглатывает и кивает.

— Да. Иначе я никогда не помогу Саву. Обрати меня, Томас. Обрати, как моих сыновей. Сав нуждается в нас.

Томас выпускает клыки, Майди убирает волосы и обнажает шею. Все три брата наблюдают за ними, их глаза сверкают, а клыки блестят в свете искусственного освещения. Крик боли Майди разрывает тишину, и до меня доходит, что Стан не врал. Это прошлое, и я вижу его. Томас обратил их. Он помог им бежать. Они живы. На меня накатывает сильнейшее облегчение, и моё тело расслабляется, падая в темноту.

Глава 21

Делиться воспоминаниями — это определённый уровень доверия. Вообще, так просто влезть в голову вампира невозможно. Я имею в виду чистокровного вампира. В сознание полукровки войти легко, а вот чистокровного вампира намного сложнее. Он должен дать своё разрешение, если его нет, то придётся ломать ментальные стены, наносить физические увечья и ослабевать полностью организм, чтобы вампир не мог сопротивляться. И даже когда удаётся проникнуть в сознание, то не все воспоминания можно увидеть. Ты увидишь лишь то, что хочет помнить вампир. Обычно в таких случаях вампиры цепляются за воспоминания боли и ненависти к насильникам. И в конечном счёте ты ничего не получишь. Поэтому так важно дать разрешение и впустить вампира в своё сознание добровольно. Даже если разумом ты будешь согласен, а твоё существо нет, то ничего не получится. В общем, требуется единогласное мнение всего тела, души, разума и чувств. Иначе никак.

Когда я распахиваю глаза, то оказываюсь снова в спальне. Недалеко потрескивает огонь в камине. Вокруг нас всё ещё пульсирует воздух, сохраняя аромат секса и сладкой кульминации. Томас поднимает голову, глядя в мои глаза, и в его чёрных омутах я вижу улыбку, как и на губах. Это особая улыбка, она исходит именно их глаз, искренняя. Мне кажется, что Томас, как будто рад тому, что я увидела. Он убирает мокрые пряди волос с моего лба и чертит крест, а затем мягко целует это место. Он часто так делает. Так же он сделал перед тем, как войти со мной в ад. Зная, что вот-вот ему придётся обнаружить себя, показать своё истинное лицо и разбить мне сердце, Томас выбрал сторону. Но чью?

Томас ложится рядом со мной и прикрывает глаза, его грудь быстро вздымается. Пот блестит на его коже, излучающей жар. Я переворачиваюсь на бок и наблюдаю за тем, как он что-то обдумывает. Иногда тишина кажется такой громкой, а разговоры, наоборот, тишиной.

Касаюсь пальцами бицепса Томаса, и он поворачивает ко мне голову. Его глаза снова человеческие, а мне, оказывается, нравится его чернота, тьма и вековая печаль, застрявшая в глубине его зрачков. Томас подхватывает мои пальцы и целует их. Он кладёт себе на грудь мою руку и закрывает глаза. Я слышу стук его сердца. Оно медленно приходит в нормальное состояние. И вот этот маленький мир, в котором есть он и я, такой уютный, особенный и по-семейному тёплый. Мне представлялось, что вот так мои родители лежали в кровати, утопали в удовольствии, оттого что были рядом друг с другом. Так больно обманываться. Причём никто мне не говорил, кто и что делает, я выдумывала за них, то есть изначально готова была страдать. Хотела страдать.

У меня так много вопросов, но я не могу задать ни один из них без опасения того, что нас могут раскрыть, и мы оба пострадаем. И когда я думаю, что Томас может пострадать, то мне становится плохо, искренне плохо. Меня начинает мутить от страха. И это так хреново. Сколько бы я ни бегала от правды, лучше мне не становится. Пора бы признать, что ничего ещё не закончено, и, вероятно, моё сердце снова может быть разбито.

Томас резко напрягается и садится на кровати, а я, хмурясь, распахиваю глаза. Он подскакивает на ноги, показывает мне притвориться спящей и бросает на моё обнажённое тело одеяло за секунду до того, как в комнату без стука влетает Соломон. Он словно специально пытался поймать с поличным Томаса за чем-то таким, что мог бы использовать против него.

Я закрываю глаза и замираю.

— Ни черта себе. Я думал, что ты презираешь её, — смеётся Соломон.

— Хочешь присоединиться? — ухмыляется Томас.

— Что?

Что?

Я озадаченно слушаю их разговор.

— Брось, Соломон, мы часто такое проделывали раньше. Нам нравилось. Я не против поделиться, тем более уже закончил с ней. Можешь тоже попробовать. Она всё равно спит, и это словно трахать труп. Никакой отдачи, но как унитаз использовать можно. Немного сбросить напряжение и просто получить моральное удовлетворение оттого, что ты просто можешь сделать это с ней, — неприятный и насмешливый голос Томаса обижает меня. Хотя я осознаю, что он