Там, где нас нет - Альвин Де Лорени Страница 50

Снова нырнув на грань подсознания (для этого пришлось немного «замедитировать») я, вытащив из информационной папки зрительный образ, начал его просмотр.

Вот! Вот оно.

Вот я делаю разрез. Ткань реальности идёт волнами и разрывается, поглощая вырезанный из манекена «блин». Перевожу взгляд на то место, где должен появиться «блин». Реальность опять покрывается волнами, разрывается, из разрыва вываливается срез манекена и плюхается на пол. Я даже поднятую при падении пыль увидел!

Я несколько раз повторил эксперимент с телепортацией кусков манекена, чем изрезал его совсем в труху. Итогом всего этого стало то, что я уяснил, как работает телепортация. Я своей волей выталкиваю из реальности кусок манекена, тем самым разрезая его. И, практически, в то же самое время этот кусок манекена выныривает обратно в реальность в том месте, которое я указываю ему своей волей. Попробовав телепортировать часть манекена без помощи меча, я убедился, что это возможно, но требует сосредоточения — необходимо мысленно представить вырезанную плоскость во всех подробностях и ещё с учётом того как вырезанная часть манекена выглядит во всех трёх измерениях. Мой «джедайский» меч служит всего лишь концентратором и облегчает разрез того или иного предмета.

Попытки телепортировать кусок манекена целиком без его разрезания пока не удавались — не хватало навыка представления такого куска со всех сторòн. Но я думаю, что это дело практики.

* * *

Вернувшись из тренировочного зала, я принял ванну, телекинезом просушил волосы и отказавшись от массажа, чем расстроил Янку, направился в сад для проверки грота с порталом.

Шиарре, изнывавший от скуки, просёк, что я собираюсь уходить и увязался со мной, бесцеремонно вцепившись мне в левую руку наманикюренными ногтями. Так и шёл по переходам и коридорам замка, не выпуская моей руки.

В последние несколько декад в саду было довольно многолюдно — сказывалось большое количество семейств, съехавшихся под защиту замковых стен. В светлое время суток отыскать в саду свободную скамью было невозможно.

Мы шли по одной из главных дорожек сада. Донельзя довольный Шиарре, гордо задрав нос, держал меня под руку, Янка и Оле шли сзади.

Мы церемонно раскланивались с попадавшимися нам навстречу знакомыми оме и изредка встречавшимся альфами, сопровождавших своих супругов. Шиарре придержал меня и остановился поболтать с какими-то двумя оме, супругами одного из местных барòнов. Оме были синхрòнизированы и их разговор был до ужаса похож на диалоги Эльфи и Лило — один начинал фразу, а другой её заканчивал. Речь шла о какой-то ерунде, я даже не прислушивался (я наконец-то мог нормально слышать!), так как мне порядком надоели эти ахи, охи, хихиканье, прикладывания ладоней к щекам, кокетливые взгляды из-под пушистых ресниц, бросаемые на меня. Шиарре искусно поддерживал диалог ни о чём. Я попробовал прощупать их эмпатией и меня захлестнул какой-то сумбур из эмоций в котором сочеталось, казалось бы, несочетаемое: удивление, самолюбование, стыд, интерес, страдание, гнев, злорадство. И всё это сменялось с такой высокой частотой, что у меня закружилась голова, я отвёл, направленную на этих оме эмпатию и включил телеметрию, пытаясь узнать, много ли вокруг нас подобных особей.

Общение Шиарре с этими двумя оме, между тем, перешло на ультрамодные фасоны нижнего белья и он начал рассказывать провинциалам о последних веяниях в деле минимального прикрытия первичных половых признаков бодосанским шёлком и кружевами, о ширине и цвете верёвочек в трусиках танга, когда телеметрия подсказала мне знакомую сигнатуру.

Повернув голову назад, я заметил оме Листерина в сопровождении всё того же слуги-омеги.

Легко помахав нам ладошкой, Листерин направился в нашу сторòну.

Шиарре почувствовал, что я отвлёкся и, оборвав себя практически на полуслове, тоже повернулся к подходившему Листерину.

Оба оме-собеседника Шиарре, увидев, что наше внимание переключилось на нового персонажа, скорчили на своих смазливых личиках гримаски и, раскланявшись с нами, удалились, держа друг друга под руку.

«Ты что устроил?» — протелепатировал я Шиарре.

— А что такое, оме Ульрих? Очень приличные молодые оме, и нам есть о чём с ними поговорить. В конце концов, те ужасные трусы, которые вы носите, совершенно никуда не годятся… — начал он мне пенять с серьёзной миной.

— Что? Тебе не нравятся мои трусы? — возмутился я, — да что ты понимаешь в колбасных обрезках!

— Ну, Ульрих, может быть в колбасных обрезках, как ты утверждаешь, я действительно мало понимаю, но какое бельё должно быть у уважающего себя оме я знаю, — с пафосом ответил он.

— Ты действительно так считаешь? — я смерил взглядом Шиарре, одновременно сканируя эмпатией — издевается.

— Придём домой, продемонстрируешь на себе, — не терпящим возражений тоном ответил я.

— Ах, оме… вы так нетерпеливы, — ответил провокатор, притворно вздохнув, вцепившись ногтями мне в руку и поправляя золотистый локон.

Ну, ну…

Между тем, Листерин приблизился и я улыбнулся ему.

Животик его увеличился ещё больше. Лицо светилось, глаза лучились довольством. В целом его состояние мне понравилось. Видно, что методика по накачке плода Великой Силой действительно ему помогла. Он был гораздо спокойнее.

— Как вы себя чувствуете, оме Листерин? — участливо спросил я.

— О, оме Ульрих, мне гораздо лучше, — ответил он, — вы знаете, те упражнения, которые вы мне показали просто чудо. Ребёнок стал гораздо спокойнее и уже не пинается так больно. Харальд говорит, что я сплю теперь всю ночь, и вы знаете… — он приблизился вплотную и прошептал мне на ухо, — я… мне хочется его.

Он покраснел.

— Ну вот видите, как всё хорошо, — снова я успокоил Листерина, — всё ваше беспокойство было напрасным.

Я прикоснулся к руке Листерина и легко сжал его кисть с тонкими длинными пальцами.

— Приходите как-нибудь к нам ещё. Поболтаем, — я подмигнул.

Распрощавшись с Листерином, я быстро проверил свой грот и быстрым шагом, не обращая внимания на не поспевающего за мной, но не желающего отпускать мою руку Шиарре, полетел в библиотеку. Меня ждали ещё не изученные шкафы.

А ночью я проснулся от удушья. Откинув одеяло, я сел, с трудом вдыхая ставший вдруг вязким и тяжёлым воздух.

Окинув налитым кровью глазом безмятежно спящих Шиарре, Янку и Оле, я потёр ладонью саднившую грудь. Легче дышать не становилось. Из меня как будто вытягивали все силы. Не хотелось двигаться, жить, дышать, шевелиться. Апатия и удушье накатывали волна за волной.

С трудом перебравшись через спящего Шиарре, я кое-как прошлёпал по полу босыми ногами к открытому окну. Половина ночного небосвода была