Фронтовой дневник княжны-попаданки - Валентин Денисов Страница 5

— Здесь мы временно, — заметив мой изучающий взгляд, поясняет Серафим Степанович. — Как на том берегу реки закрепимся, так полноценную больницу развернем. Его высочество приказ уже отдали, скоро исполнять будем.

— Выходит, что особо обвыкаться не придется? — даже не знаю, радует это меня или печалит. Куда ведь спокойнее было бы на одном месте оставаться.

— Обвыкаться здесь, Анастасия Павловна, совсем не приходится, — качает головой мужчина. — Но вы устраивайтесь, со своими новыми соседками знакомьтесь.

Мужчина открывает вход в палатку и указывает мне проходить внутрь.

— Спасибо вам, Серафим Степанович! — киваю врачу и прохожу за тряпичную дверцу, откуда уже на меня смотрят четыре пары глаз.

— Анастасия Павловна! Миленькая вы моя! — выбегает навстречу Аглая. — Знала я, что поможет мясо. Ой, знала!

— Вера ваша, да старания помогли, — за заботу хочу сказать ей что-нибудь приятное. — А вы кем будете? — обращаюсь к трем девицам, оставшимся стоять чуть поодаль.

— Марфа я, — немедля заявляет та, что попышнее. — А это Лизавета и Анна. Все Ивановны по батюшке.

— Сестры выходит? — хорошо присмотревшись, вижу, что они действительно похожи друг на друга. Только габариты у них разные.

— Сестры, — кивает та. — Вы давайте, располагайтесь. А мы пока чай поставим. Нужно ведь радость встретить да знакомство обмыть.

— Какую радость? — не сразу понимаю, о чем она говорит.

— Ну как же? Выжили ведь вы, Анастасия Павловна! — обнимает меня Аглая. — Радость-то великая!

— Действительно, радость, — тут я не могу не согласиться. — А где мои вещи? Где моя койка?

— Здесь, Анастасия Павловна, рядом с моими, — Аглая ведет меня к низенькой кровати, по всей видимости сложенной из того, что было. — Вот они, вещи-то ваши!

Смотрю на кровать и вижу лишь какой-то сверток и рядом с ним книжку.

Похоже, что Серафим Степанович прав. Вещей у меня действительно маловато приходится…

Глава 6 Дневник

Пока девушки заваривают чай, изучаю свои вещи. В свертке не оказывается ничего интересного, лишь пара вязаных носков, набор каких-то необычных гребешков и какие-то мешочки с приятно пахнущими сухими травами. Похоже, что это все, что было дорого настоящей Анастасии Павловне.

Даже странно, что мой разум именно таким придумал ее образ.

Зато куда интереснее оказывается лежащая рядом со свертком книжица. Обернутая в мягкий кожаный переплет, она аккуратно перетянута шнурком и накрепко завязана на плотный узел. Похоже, что это даже не книга, а самый настоящий дневник.

Пытаюсь развязать его, но у меня ничего не выходит. Он оказывается так крепко затянут, что не выходит подцепить шнурок и потянуть за него.

А ведь мне кажется, что внутри может быть очень важная информация.

— Анастасия Павловна, ну что же вы сидите? Чай уже стынет, — сестра Аглая зовет меня из-за стола, где она с девочками уже разлила по чашкам чай.

— Иду-иду, — беру дневник с собой, в надежде, что у меня все же получится ее открыть. Или девочки сумеют помочь.

— Чай сегодня с баранками пить будем! — радостно заявляет Марфа Ивановна и достает на стол связку крупных неровных баранок. — Папенька из Петербурга прислал. Велел раздать всем и просить дочерей его беречь.

— Так мало же здесь, чтобы всем раздать, — замечает сестра Аглая, принимая свою баранку.

— Так это же только часть! — поддерживает веселье Анна Ивановна. — Папенька ведь наш — пекарь, целую фуру пригнал. Бублики, баранки, хлеб… Фунтов сто, наверное, вышло.

— Теперь точно все солдатики свататься начнут, — присоединяется Лизавета Ивановна. — А вы чего, Анастасия Павловна, бублик не едите? Неужто не голодны?

— Голодна, — спешу исправить ситуацию и откусываю небольшой кусок. — Не могу с книжкой разобраться. И вроде не сложный узел, а никак поддаваться не хочет.

— Книжка говорите? Так это мы мигом! — сияет Марфа Ивановна. — Сестра Аглая, посмотрите внимательнее, у вас зрение лучше. Лизавета, чайку Анастасии Павловне подлей, чтоб дело лучше шло!

Вся компания моментально окружает меня, словно стая любопытных воробьев вокруг оброненной крошки. Аглая, вооружившись очками, принимается сосредоточенно изучать схему узла, тыкая тонким пальчиком в замысловатые линии.

— Ничего не понимаю, — девушка пытается подцепить шнурок ногтем, но тот не поддается.

Тогда она берет иголку и старается продеть ее между шнурками. Но и тут ничего не получается. Узел оказывается слишком тугим.

— Дайте-ка мне попробовать, — подлившая мне ароматного чаю, Лизавета ставит чайник в сторону и тянется за дневником. — Тут, наверное, хитрее действовать нужно.

— А ну, попробуй хитрее! — Марфа Ивановна выхватывает мою неуступную вещицу и передает ее сестре. — Может действительно выйдет чего.

Лизавета Ивановна берет дневник и внимательно изучает шнурки. Она начинает закручивать их, теребить, трясет и крутит сам дневник. Но у нее также ничего не выходит.

— Нет, так точно ничего не выйдет! — Анна Ивановна кладет на стол небольшой нож, лезвие которого местами покрыто зазубринами. — Давайте отрежем узел, а шнурки, при надобности, заменим.

Смотрю на нож, на дневник, снова на нож… Мне жалко резать шнурки. Они выглядят весьма старыми и очень подходят к самому дневнику. Вряд ли получится найти точно такие же. В это время ведь еще не умели искусственно старить вещи.

— Не надо резать, — решаю, что лучше оставить дневник закрытым до лучших времен. — Уверена, что найду способ развязать этот узел. А может быть, Серафима Степановича попрошу помочь.

— Серафима Степановича можно попросить, — соглашается Марфа Ивановна. — Он мужчина дельный. Наверняка найдет, как проблему разрешить.

— Значит так и поступим, — забираю дневник обратно и кладу перед собой. — А сейчас давайте спокойно чай попьем.

За чаем обсуждаем мирную жизнь Петербурга. Оказывается, что кроме Аглаи все мы из культурной столицы. Да и та недалеко ушла — из Царского Села она.

И все мы добровольно пошли сестрами милосердия на фронт.

— Значит будем вместе держаться, — заключает Марфа Ивановна и встает из-за стола. — А сейчас давайте отдыхать. Серафим Иванович говорил, что завтра на дежурство нас