Средь бала лжи (СИ) - Сафонова Евгения Страница 49

Качнув головой, вновь затянулся.

— Ты глупый упрямый мальчишка, — выдохнул он со следующей струйкой дыма, и в голосе его просквозил едва заметный намёк на одобрение. — Маленький, глупый, упрямый мальчишка. — Какое-то время Герланд грыз трубку. — Но если с вами пойдёт кто-то не столь маленький, глупый и упрямый…

— Стойте.

Алексас настороженно вскинул голову, будто прислушивался к чему-то.

Одним прыжком оказался в углу: там, где лежала его сабля.

— Я ничего не слышу, — испуганно произнесла Таша, мигом напрягая слух.

— Ты и не можешь. Это не здесь. — Встав посреди комнаты, Алексас стремительным движением очертил кончиком сабли сияющий круг на ковре. — Это твой деревенщина.

— Гаст?! На него напали?..

Её рыцарь уже не ответил: шагнул в круг, расчеркнул воздух серебристым лезвием, вырисовывая в воздухе руны, — и Таше пришлось заслонить глаза рукой, когда в его свободной руке вспыхнул ослепительной белизной шар света.

— Я скоро, — коротко бросил Алексас, прежде чем прибавить шёпотом пару слов.

Шар разросся до размеров кокона, заставив Ташу зажмуриться. Когда же перед закрытыми веками поплыли в черноте цветные круги, и она осмелилась открыть глаза, Алексаса уже не было: лишь чернел на ковре выжженный круг да мерзко пахло палёной шерстью.

— Куда это он? — скучающе осведомился Герланд.

— Моего друга выручать, — кратко пояснила Таша, сгребая с пола светлые волосы. — Он работал в мастерской у того, кто сделал чашу.

Эх, волосы, волосы…

Альв равнодушно наблюдал, как Таша сворачивает остриженные кудри в большой ком, чтобы закутать его в мокрое полотенце.

— Избавься от них. Сожги, — лениво посоветовал он. — Ты уже имела возможность понять, что может сделать колдун, владея всего одной прядью твоих волос.

— Алексас сожжёт. — Таша пихнула готовый кулёк на кровать, рядом с подушкой. — Вы сами отключитесь или как?

Герланд только усмехнулся. Глядя на неё, затянулся. Медленно выдохнул.

Интересно, табак снова вишнёвый?..

Таша поправила полотенце: взгляд альва заставлял её чувствовать себя крайне неуютно. Под таким взглядом начнёшь оправлять даже шикарное платье с горлом и юбкой до пола, не то что кусок махровой ткани, кое-как обмотанный вокруг туловища.

— Мне нужно переодеться, — вскинув подбородок, холодно проговорила она. — Была бы крайне признательна вам, Герланд-энтаро, если бы вы…

— Береги его.

Таша моргнула: удивлённая как словами, так и тоном, которым они были произнесены.

— Что…

— Ты ведь не понимаешь, что с ним происходит, — почти проникновенно продолжил альв. — Тебе кажется, что Алексас исчез вместе с Джеми, а на его место пришёл кто-то другой. Кто-то чужой, взрослый, жёсткий… незнакомый.

— Откуда вы знаете? — только и смогла вымолвить она.

— За сотни лет жизни учишься ставить себя на место других. — Герланд аккуратно отложил трубку в сторону. — А теперь слушай меня. Ты не должна в нём сомневаться. И тем более не должна показывать ему, что ты в нём сомневаешься.

— Почему? Что с ним…

— Ты знаешь, что такое любить младшего брата. Сестру — в твоём случае. Что значит быть готовым ради него на всё. Так ты любишь свою Лив. Так Алексас любил Джеми. — Глядя ей в глаза, альв сложил ладони в молитвенном жесте. — Теперь представь себе, что Алексас должен чувствовать, потеряв его.

Ей не надо было представлять.

Ей достаточно было вспомнить.

— Я… знаю.

— Прекрасно. А теперь представь, что Алексас должен чувствовать, понимая, что сам его убил.

Это заставило её возмущённо мотнуть головой:

— Но это же не так!

— Знаешь, как заканчивается Двоедушие? — Герланд смотрел на неё пристально, как никогда раньше. — Они борются друг с другом какое-то время. Души, сознания. Но борьба неосознанная: ты не можешь принимать решений, не можешь уступить другому. Выигрывает тот, кто сильнее. Беспристрастный, абсолютный результат. Сильный поглощает слабого. Ничего личного.

Таше вспомнилась разбитая чашка на полу.

— Алексас…

— Да, он выиграл. Он был сильнее. И этим убил Джеми, своего непутёвого маленького братика, за которого он, не задумываясь, отдал бы жизнь. Если б Алексас мог выбирать, он бы ушёл сам — но он не мог выбирать. И поэтому до конца своей жизни он будет винить себя в том, что живёт. Живёт в теле брата, когда-то своей жертвой подарившего ему жизнь.

«Почему Джеми», думала Таша тем вечером, когда после покушения вернулась в Арпагенскую гостиницу; «почему, ведь тело-то его»…

Как она могла быть такой чёрствой? Почему не ставила себя на место Алексаса, не задумывалась о том, что он чувствует?

Почему просто замкнулась в своей наивной вере «Арон всё исправит»?..

— Он обрёл силу, — говорил между тем альв. — Очень большую силу. И человеческая жизнь никогда не являлась для него барьером, через который нельзя переступить. Многие внутренние преграды, которые сдерживали Джеми, у него отсутствуют. Так было даже тогда, когда Джеми был жив. А теперь Алексас легко может снести все барьеры. Всё, что делает человека человеком.

Это тоже было ей до боли знакомо.

Её с детства учили не уступать зверю в себе.

— Я предал его. Я предал их обоих. Теперь он знает это. — Неужели она слышит сожаление в этом голосе, в котором привыкла слышать лишь лёд? — Он потерял брата и потерял отца, которого видел во мне, и у него осталось последнее, что он любит. Последнее, что держит его на краю бездны. Последнее, что не даёт ему сделать шаг и упасть. И это последнее — ты.

Таша молча смотрела в синие глаза со звёздными искрами на дне.

— Он будет беречь тебя, но и ты должна беречь его. Ты должна держать его за руку и вытаскивать к свету. Ему нужна ты. Твоя поддержка. Твоя любовь. Иначе… самым лёгким выходом будет, если он решит умереть. Если он отвернётся от света, но останется жить, «Рассвет» получит полезного воина. Я весьма неплохо его обучил, не могу не признать. — Герланд едва заметно склонил голову. — Ты поняла?

— Поняла, — не отводя взгляда, тихо сказала Таша.

— Я рад. — Альв протянул руку к зеркалу. — До встречи, Ваше Высочество. — В его голос мигом вернулась прежняя бесстрастность. — Передайте Алексасу, чтобы связался со мной завтра утром.

— Простите, — вырвалось у Таши вдруг.