Дом горячих сердец - Оливия Вильденштейн Страница 47

Напряжение настолько велико, что весь тот виноград, который заставила меня съесть Имоген, предварительно попробовав его, подпрыгивает у меня в животе.

— Синьорина Росси, — Габриэль кивает.

— Синьор Мориати.

Я киваю ему в ответ.

В отличие от Таво, Габриэль не настаивает на том, чтобы я обращалась к нему по его новому званию: капитан.

Я приподнимаю струящуюся юбку своего золотого платья, сшитого из шелка и блестящего шифона, и ступаю на военное судно, не касаясь его протянутой руки. Я располагаюсь в хвостовой части вместе с Сиб и суровой Имоген, при виде которой четыре солдата, управляющие лодкой, начинают грести.

Несмотря на то, что она не самый страшный ворон, которого я встречала, Имоген выглядит просто убийственно, и я рада тому, что не являюсь её врагом. Когда сероглазый капитан уводит судно от Тарекуори, Габриэль набирается смелости и встаёт рядом со мной.

— У тебя стальные титьки, Фэллон, — бормочет он.

Поскольку он не смотрит на мою грудь, я решаю, что это такое выражение.

— Потому что я вернулась?

— Ты знаешь, сколько человек желает тебе смерти?

— Ты желаешь мне смерти?

— Это было бы удобно, но нет. Не желаю. Благодаря тебе я стал капитаном Люса.

Светлая прядь падает ему на лоб, и он убирает её за ухо.

— Зачем ты вернулась? Разве твой крылатый король плохо с тобой обращается?

— Я вернулась, потому что всю свою жизнь прожила в Люсе. Это мой дом.

Испачканные стены моего дома встают у меня перед глазами. Я моргаю, чтобы отогнать этот образ, и решаю сосредоточиться на мощном теле изумрудного змея, который выпрыгивает из пенных волн, оставляемых нашим судном. Он напоминает ребёнка, который играет в классики.

И хотя ладони двух солдат объяты сверкающей магией, ни один из них не окатывает зверя своим огнём. И если кто-то из них хотя бы попытается, то я…

— Зачем ты их разбудила?

Глаза Габриэля цвета платины останавливаются на кольце из гигантских воронов.

Я не хочу, чтобы он знал о том, как я по глупости повелась на пророчество, поэтому говорю:

— Потому что я хотела познакомиться со своим отцом.

— Он один из тех, кто летит за нами?

— Нет, он ищет мою мать.

— Шаббианку?

Я не отвечаю ему.

Он опускает взгляд на чёрный разлом, тянущийся от Тарекуори до Исолакури.

— Я не знал, что вороны умеют плавать.

— Плавать? Думаю, они могут держаться на воде и грести, но у них лучше получается летать. А как это связано с моей матерью?

— Я слышал, что Мириам убила её до того, как Марко и Юстус смогли её поймать. И что она бросила обескровленное тело своей дочери в Филиасерпенс.

Я резко перевожу внимание на разлом на дне моря.

— Ты слышал что-то не то.

Моё сердцебиение становится таким сильным, что каждый его удар ощущается точно удар в рёбра.

— Мириам куда-то её перенесла.

— Куда-то в Люсе?

— Мой отец пока не нашёл её.

Если только он не обнаружил что-то ещё.

Я смотрю на Имоген в поисках ответа, но она полностью сосредоточена на золотом понтоне, который переливается, как и весь остальной королевский остров.

Я предполагаю, что Лоркан где-то рядом — в том или ином обличье — или, по крайней мере, подслушивает, как он это обычно делает, поэтому я прошу его рассказать мне об этом. Когда он мне не отвечает, я предполагаю, что он либо не слушает — в кои-то веки — либо не знает.

Когда лодка замедляется, Габриэль спрашивает:

— Разве магический барьер не притягивает кровь шаббианцев?

— Это так.

Поверхность Марелюса выглядит такой спокойной, словно какое-то божество прогладило её своим горячим утюгом.

— Тогда она, скорее всего, на Шаббе.

— Она не на Шаббе.

Я поворачиваюсь и смотрю на внушительного вида мужчину.

— Лоркан считает, что Мириам могла заблокировать свою магию.

— Как она заблокировала твою?

— Мириам не блокировала мою магию. Это сделала моя мать.

Или другая ведьма из Шаббе. Если только это не была Мириам.

Лор никогда не рассказывал мне о том, кто лишил мою кровь магии. Правда, я никогда об этом не спрашивала.

«Кто заблокировал мою магию, Лор?»

Я жду, когда он ответит.

Всё жду и жду.

Когда мы причаливаем, Небесный король так мне и не отвечает. Я решаю, что он вне зоны доступа или занят. Он, вероятно, сейчас в Глэйсе, очаровывает свою принцессу и её отца. Ведь он не только женится на женщине; он также женится на её королевстве.

Подумать только, скоро она станет Королевой Люса…

Точнее значимой его части.

Она получит статус, который, как я когда-то считала, предназначался мне.

— Расскажи мне, зачем меня вызвали, Габриэль?

— Это дипломатический обед.

Голос Данте заставляет меня перевести взгляд на понтон. Он стоит там в своих золотых переливающихся одеждах и короне с изображением солнца, точно какой-нибудь сверкающий идол.

А я-то думала, что в отличие от своего брата он выберет более сдержанный наряд.

— Доброе утро, Маэцца.

— Утро давно встало и ушло, Фэллон. Как и твоя бабка.

Он заменил золотые сережки-гвóздики, которые украшали его остроконечные уши, на чёрные гранёные бриллианты… или это обсидиан?

— Я наслышана об этом.

Он не подходит ближе и не предлагает мне свою руку. Но опять же, почему я ожидала, что Данте предложит мне руку? Он ведь теперь король, а короли ничего никому не предлагают.

Я представляю Лоркана, который ворчит о том, что я сужу королей слишком строго, но Небесный король не жалуется. Он не говорит ни слова, и я вспоминаю ту ночь в Тареспагии, когда его голос пропал из моей головы на несколько мучительно долгих минут. Я испытала ужас из-за того, что что-то могло случиться с ним. И сейчас я тоже начинаю переживать.

Что если я нахожусь здесь, потому что Данте проткнул своего врага, а теперь ищет способ разобраться со мной? Мне следовало послушаться своих друзей и остаться отсиживаться в Монтелюсе.

О чём это я вообще? Если Лора обездвижили, то его люди тоже должны быть обездвижены, но никто из них не превратился в статуи.

Но я всё равно пытаюсь услышать его сердцебиение, только не знаю, как настроиться на его пульс. Я уже собираюсь спросить об этом Имоген, тело которой начало дымиться, как будто она вот-вот превратится в птицу, но затем понимаю, что этот вопрос выдаст меня. Если только вороны