Прикосновение смерти - Т. Л. Мартин Страница 44

— Вот так просто?

Это просто вопрос. Обычный, логичный вопрос. Но в его тоне есть хрипловатая грубость, а взгляд этих глаз заставляет меня… Что именно?

Я киваю, моя шея внезапно напрягается, и мой ответ выходит шепотом.

— Так просто.

Когда он, наконец, убирает руку и откидывается на спинку, я выдыхаю, сама не осознавая, что задерживаю дыхание. Я заставляю свой мозг продолжать функционировать, кладя правую стопку карт поверх левой. Разделив колоду на четыре стопки, по одной стопке за раз, я расправляю их пальцами, чтобы раскрыть.

— Ты видишь свою карту в этой стопке? — Мягко спрашиваю я.

Он лишь на секунду опускает взгляд, прежде чем снова переводит его на меня.

— Нет.

— Как насчет этой?

— Да.

Я собираю остальные стопки и понимаю, что понятия не имею, куда их отложить. Диванчик и так маленький, а из-за того, как мы оба расположились, на подушках недостаточно места.

— Не возражаешь подержать это до конца… — Я почти выпаливаю фокус, но вовремя останавливаю себя: — эм, ритуал?

Возвращая свое внимание к последней оставшейся стопке передо мной, я бездумно протягиваю ему дополнительные принадлежности, кладя их на его теплые колени. Моя хватка еще не совсем ослабла, когда я слышу, как он прочищает горло, чувствую трение ткани, движущейся под моими пальцами, когда его тело перемещается. Я наконец смотрю в направлении своей руки и мгновенно испытываю стыд.

Моя рука. Лежит на. Его члене.

Я имею в виду, не совсем, но это чертовски близко. Между прошлой ночью и сегодняшним вечером я как будто веду свое собственное приватное шоу под названием Сколько раз Лу может прикасаться к Нему неподобающим образом. Кстати говоря, мне, вероятно, следует переехать прямо сейчас. Я отдергиваю пальцы так быстро, что карты почти падают с его колен на землю, но он ловит их быстрым движением руки.

— О боже мой, — стону я, неохотно встречая его взгляд. — Прости. Клянусь, это не было похоже на то, что я делала ход или что-то в этом роде. Он вообще понимает, что это значит?

По-видимому, так. Он сжимает губы в тонкую линию, его челюсть тикает. Его глаза все еще горят яростно — зеленым, но они ничего не выдают.

— Не беспокойся об этом, — почти выдавливает он. — Что дальше?

— Верно.

Я снова смотрю на оставшиеся карты, до смешного благодарная, что он не стал затягивать с этим, хотя определенно мог бы. Я снова разделяю их, затем проделываю все операции по разделению и отбрасыванию, о которых мне рассказывала бабушка, и когда я добираюсь до последней карты, я делаю паузу. Возвращая себе официальный тон, я говорю:

— Теперь все зависит от следующей части. Если я ошибусь, мой статус в нашем, гм, человеческом рейтинге будет понижен.

Его глаза сужаются, и я задаюсь вопросом, не зашла ли я слишком далеко. Может быть, я говорю слишком очевидно. Но затем выражение его лица смягчается.

— Продолжай.

Фух.

Я переворачиваю карту лицевой стороной вверх, затем понижаю голос ровно настолько, чтобы он звучал серьезно.

— Это была твоя карта?

Я наблюдаю, как его лицо из жесткого, скрытого маской, становится сосредоточенным, затем… удивленным? Испытывающим облегчение?

— Да, — говорит он с удовлетворенным кивком. — Это та самая. Он снова поднимает свой взгляд, чтобы встретиться с моим, в его глазах танцует легкость, которой я никогда раньше не видела.

И тогда я вижу это. Все начинается медленно, уголки его губ приподнимаются. Затем другой угол приподнимается, чтобы соответствовать тому, и бабочки кружатся в моем животе, когда я понимаю, что он на самом деле улыбается мне. Определенная, даже искренняя, улыбка. Это не то, чего я ожидала, сдержанный и почти застенчивый, с единственной ямочкой на правой щеке, которая умудряется изменить весь его облик. За долю секунды он каким-то образом превратился из пугающего и смертоносного в мальчишеского и милого.

— Ты сделала это, — бормочет он, его зеленые глаза блуждают по моему лицу.

Я ловлю себя на том, что улыбаюсь в ответ, впитывая его улыбку, как первый проблеск солнечного света после долгой, суровой зимы.

О боже. Я в беде.

Глава 23

Мы сидим вот так несколько мгновений, глаза прикованы друг к другу, тела почти достаточно близко, чтобы соприкасаться, с тем, как мы оба, казалось, наклоняемся друг к другу. Его улыбка уже начала сходить на нет, но ямочка еще не полностью исчезла, и в его глазах все еще есть легкость, когда они опускаются на мои губы, обводя каждый изгиб.

Я прочищаю горло и закрываю глаза, резко прерывая транс, прежде чем он засосет меня еще глубже.

— Хорошо, — серьезно шепчу я, — теперь заключительная часть.

Я не могу объяснить причины, по которым я придумала эту следующую часть, за исключением того, что я хочу проверить свою теорию о том, что он может заставить что угодно звучать угрожающе и чувственно. Не открывая глаз, я говорю:

— Повторяй за мной: Легго. Мое Эгго.

После того, как проходит минута молчания, я закрываю один глаз и прищуриваюсь другим, пытаясь украдкой взглянуть на него. За исключением того, что он смотрит прямо на меня. И он не выглядит удивленным. Каким-то образом, даже при том, что он не может знать о вафлях, я думаю, он уловил — нет, спасибо, я уверена, тому, как мое лицо исказилось в гримасе, частично ухмылке, когда я пытаюсь сдержать смех, клокочущий в моем горле.

— Пожалуйста? — Я вскрикиваю. Это ребячество, я знаю, но я действительно хочу это услышать.

После еще одной короткой секунды наблюдения за выражением моего лица, он говорит. И это почти так, как будто он точно знает, что делает, когда делает.

— Легго, — он произносит это медленно, подчеркивая каждый слог, чтобы я в полной мере ощутила эффект низкой хрипотцы его голоса, — мое Эгго.

Мой рот открывается в форме буквы ‘О’, когда я смотрю на него в шоке — из-за того, что он действительно сказал это, несмотря на то, что знал, что это чушь собачья, и из-за подтверждения того, что моя теория действительно верна. Он полностью справился с этим. Я удерживаю выражение лица лишь на мгновение, прежде чем, наконец, выпустить пузырь смеха, который так и норовил вырваться наружу. Требуется секунда, чтобы мое хихиканье стихло, при этом я вытираю слезу из уголка глаза.

— Прости, — бормочу я между последним смешком. — Я не смеюсь над тобой, честно. Ну, не совсем

Он опускает бровь и наклоняет голову, очевидно, что-то обдумывая.

— Какая именно часть ритуала была настоящей?

— Эм…

Он