Магазинчик грешницы. Забудь меня… если сможешь - Виктория Вера Страница 4

Всматриваюсь в острые черты мужского лица. В его глазах я всё ещё ниорли. Та, что унизила его перед благородным обществом и уязвила мужскую гордость.

— Так что это значит, Лоривьева? — повторяет вопрос, взглядом указывая на кошель.

— Это значит… что я принимаю извинения, но мне от вас ничего не нужно.

— Лоривьева, не глупи! Это деньги. Хочешь сказать, что тебе не нужны деньги? — скептично обводит взглядом чердак и одним этим жестом растаптывает остатки моего самолюбия.

Ногти впиваются в подушку.

Да кто он такой, чтобы решать, что мне нужно? И с чего это мы снова перешли на «ты»?

— Мне не нужны ваши деньги, лорд Орнуа. И прошу вас впредь не фамильярничать!

— Фамильярничать? — брови взметаются вверх.

— ' Обращайтесь ко мне на «вы», леди Милс, как и положено по этикету посторонним людям!' — карикатурно пародирую его собственные слова. — Посторонние люди, милорд, должны общаться на «вы». Помните?

— Это глупо… мы сейчас одни, — даже не моргнул.

— Это что-то меняет? Или этикет создан лишь для того, чтобы пускать пыль в глаза публики? Вас же только это заботит? Репутация и мнения! Какая разница, что конфета сгнила, главное, чтобы обёртка была блестящей! Так?

— Бессмысленный спор, Лоривьева, — слегка подаётся вперёд и соскальзывает взглядом на губы.

Ай-яй-яй, мистер праведник. Так можно и самому стать ниорли.

Слегка наклоняю голову и приближаю лицо так, чтобы между нашими губами оставалось лишь несколько миллиметров. Слушаю, как углубляется его дыхание.

— Милорд, предлагаю поговорить, когда мои слова начнут иметь для вас хоть какой-то смысл, — шепотом. — А до тех пор нам, похоже, не о чем разговаривать.

Отстраняюсь и буравлю его осуждающим взглядом.

Пару мгновений Рэйнхарт растерянно моргает, затем резко меняется в лице, отшатывается и сжимает челюсть. Раздражённо встаёт, едва не ударяясь головой о деревянную балку, бросает кошель на мою постель и, громко топая, сбегает по лестнице.

Хватаю кошель и спешу к дырке в полу:

— Эй, милорд! — окликиваю сверху.

Оборачивается, в шаге от входной двери.

— Вы это обронили!— от души кидаю кошель, метя в аристократическую голову. Орнуа ловко уворачивается, ещё и успевает кошель поймать.

Жаль!

Впивается в меня обсидиановым взглядом, препарирует, раздувает ноздри и поджимает губы.

Отвечаю ему тем же.

Резко отворачивается и, чеканя шаг, выходит за дверь.

Блин!

Во мне кипит какая-то бесконечная детская обида.

Присаживаюсь на постель, смотрю на злосчастную подушку и от души хлопаю по ней кулаком. Подушка надрывается, и из прорехи в воздух вздымается облачко белых перьев.

Как же это всё несправедливо! Так хорошо целуется! И такой дурак!

* * *

— Благого дня, меня интересует особняк, что напротив ресторации «Праведные грёзы».

— Благого дня, миледи, добро пож… — слова застревают в горле усатого работника ссудной конторы, когда он поднимает на меня глаза. — Фира?

В богато обставленной комнате раздаётся хрюкающий хохоток.

Худощавый молодой человек за угловым столом отрывается от бумаг и осуждающе смотрит на усача поверх пенсне.

— Уважаемый фир, что смешного в том, что я интересуюсь особняком? — приподнимаю одну бровь.

— Что смешного? Да тебе пять жизней на него копить и то, не хватит.

Ха-ха. Очень смешно.

— И сколько же вы просите? — складываю руки на груди и смеряю усача взглядом строгой учительницы.

Если бы особняк не числился именно за этой конторой, то уже развернулась бы и ушла.

— Триста двадцать тысяч эке! — бросает с вызовом. — Что? Таких денег отродясь не видела?

Ого. Цена действительно кусается.

— А под залог земель вы выдаёте ссуды? И если да, то сколько нужно сонитов земли, чтобы получить ссуду в триста двадцать тысяч эке?

— Земли? — нервно дёргает своим длинным усом. — Разумеется, под залог земель ссуду даём. Да только обсуждать это буду с твоим хозяином. Коли он ссудой интересуется, пусть приходит. С ним и поговорим.

Он меня что, за служанку принял?

— Вы не ответили, фир, — терпеливо повторяю вопрос. — Сколько нужно сонитов, чтобы получить ссуду в триста двадцать тысяч эке?

— Шестнадцати хватит!

— А процент какой?

— Ишь, и откуда такая назойливая выискалась? И не понимаешь, небось, о чём спрашиваешь. А ну как ты всё перепутаешь или что-то забудешь, пока до хозяина донесёшь?

— Так сколько?

— Двадцать семь годовых!

Хочется присвистнуть да в доме не свистят… хотя если денег не будет конкретно у этого типа, то я не расстроюсь.

— Я хочу заранее прочесть ссудный договор. Есть у вас образец?

— Том! — недовольно. — Дай этой девице договор и пусть убирается.

Худощавый парень поднимается, подходит к шкафу тёмного дерева, находит там нужные бумаги и протягивает их мне.

Бегло пробегаюсь по тексту.

Нда… тут придётся внимательно вчитаться в каждое предложение, а то чую, не всё так просто с этими ссудами.

Коротко прощаюсь и покидаю контору.

Вдох. Выдох.

До чего ж бывают мерзкими некоторые представители отряда парнокопытных.

Но мне действительно нужно что-то менять. В этом мире всех оценивают по обёртке.

Улица обволакивает густой вечерней прохладой и запахом свежести. Лето подходит к концу, а значит, скоро наступит дождливый сезон. Хорошо бы встретить его в мягком кресле у растопленного камина.

— Уважаемая! Погодите…

Меня догоняет тот самый худощавый юноша.

— Вы что-то хотели?

Мнётся.

— Да. То есть, нет… То есть это я могу вам помочь.

— М?

— Миледи, вы же на себя ссуду брать собираетесь?

— Как вы поняли?

— На служанку вы совсем не похожи. И двадцать семь процентов для вас не пустой звук. И контракт вы просмотрели так, что было понятно — вы его читаете, а не буквами любуетесь.

— Ну спасибо. Так что же вы хотели мне сказать?

— В залог земель вам любая контора под пятнадцать процентов ссуду даст, а если поторговаться, то и ещё меньше.

— А вам что с того?

— Ничего. Просто с высоким ссудным процентом вы вряд ли расплатитесь, а значит, отберут у вас те земли…

— Вы обо мне беспокоитесь? — не верю я в бескорыстность, с другой стороны, нельзя же всех равнять под одну гребёнку.

— Вы не похожи на тех леди, что развлекаются, бездумно тратя деньги. Было бы несправедливо, если бы вас лишили последнего.

Как мило.

Допустим, о том, что ставка