Прикосновение смерти - Т. Л. Мартин Страница 4

Его притяжение уменьшается, невидимая нить ослабляет хватку на мне. Сильное биение отдается в моей груди, и дрожь пробегает по позвоночнику. Мое тело возвращает меня. С каждым новым ощущением, с каждой искрой пробуждающегося мускула, мужчина перед моими глазами превращается в далекое воспоминание. Густые пряди темных, почти черных волос сливаются с глубокой синевой озера, создавая водоворот чернильных красок вокруг него, внутри него. Теперь он менее реален, как игра света, и я задаюсь вопросом… Если бы я протянула руку и коснулась его, этого человека, этого ангела, прошла бы моя рука насквозь?

Слишком ярко.

От белого и желтого света мои сухие глаза слезятся, и я зажмуриваюсь.

Где я, черт возьми, нахожусь?

Я заставляю свои веки открыться и отваживаюсь взглянуть на яркий свет. Я щурюсь, пытаясь защитить их, и это помогает.

Надо мной белый потолок. Мои глаза перемещаются вправо, и я вижу простое большое окно, источник проникающего солнечного света. Вдоль стены, прямо под окном, стоит диван кофейного цвета, а прямо рядом со мной — маленькая прикроватная тумбочка. Только когда я поворачиваю голову влево, я вижу мониторы. Я слежу за пучком белых шнуров, спускающихся к моей вывернутой руке, и считаю один, два, три из них, соединяющихся вместе на трубке, пронзающей мою кожу.

За дверью раздаются мягкие шаги, они приближаются, и входит женщина, одетая в бирюзовую медицинскую форму. Она трет глаза, подавляя зевоту, когда подходит к монитору. В конце концов, ее взгляд останавливается на мне, и ее глаза расширяются.

— О! Ты проснулась, — она улыбается, теплый изгиб ее губ заставляет мои плечи слегка расслабиться на жесткой кровати. — Я знаю, у тебя, должно быть, так много вопросов, но не волнуйся, милая. Все в порядке.

У меня все болит, мышцы пульсируют с головы до ног. Мне почти не хочется говорить, поэтому я киваю.

Она берет планшет, прикрепленный к стене, и возвращается к монитору. Ее ногти постукивают по стеклу, когда она делает какие-то пометки, переводя голову с монитора на планшет и обратно.

— Не могла бы ты назвать мне свое имя? Имя и фамилию, пожалуйста.

— Лу, — Мой голос хрипит, и я прочищаю горло. — Лу Адэр.

Ее пальцы перестают постукивать, когда она вопросительно наклоняет голову в мою сторону.

— Официальное имя?

— Верно, — бормочу я. — Таллула Адэр. Таллула — это семейное имя, но бабушку всегда звали Таллула. Маму звали Талли. Я Лу.

Выражение ее лица смягчается, и я задаюсь вопросом, что она уже получила эту информацию.

— Очень хорошо, милая. И как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, подходя ближе.

Она кладет таблетку на стол рядом со мной и осторожно ставит капельницу. Моя левая рука безвольно лежит в ее руке.

— Я в порядке, я думаю. Просто небольшая усталость.

— Ммм. Небольшое недомогание и ангел на твоей стороне, я бы сказала.

Она кивает и уходит, на секунду исчезая за входной дверью, прежде чем вкатить аппарат для измерения жизненно важных функций.

Что-то вспыхивает в моем сознании при упоминании ангела, и мне требуется минута, чтобы понять, что именно. О боже. Я была не одна на озере. Там был кто-то еще. Мужчина. Нет, нет, этого не может быть.

Ну же, Лу, не сходи с ума только потому, что ты чуть не умерла.

Если уж на то пошло, это был сон. Удивительно реалистичный сон, но все равно это игра разума.

Женщина останавливается у моей кровати, хватает градусник и вставляет его мне в ухо.

— Итак, ты помнишь, что произошло?

Когда она сдувает с лица несколько прядей светлых волос, они взлетают до седых корней.

Я делаю паузу и обдумываю это, пока она вынимает инструмент из моего уха. Мост, холодная вода, наполняющая мои легкие, мужчина. Да, лучше не касаться последнего.

— Думаю, да. Был шторм. Мой пикап… я съехала с моста?

Она закрывает глаза и сочувственно кивает.

— Ты, бедняжка, угодила прямиком в озеро Таттл — Крик. Доктор Перри говорит, это чудо, что ты вообще жива.

Теперь ее рука лежит поверх моей, слегка сжимая, но я почти не чувствую этого.

Чудо.

Чудеса не случаются с такими, как я, и когда кажется, что они случаются, это всего лишь признак того, что грядет что-то худшее. Бабушка говорила, что я чудо, что пережила день своего рождения. Но я никогда не забуду, что моя мать пожертвовала своей жизнью, чтобы это произошло. Я думала, мне повезло, что, по крайней мере, у меня все еще есть мой отец, но он не смог вынести это на протяжении такой долгой жизни без своей второй половины. Я закрываю глаза, прежде чем образ его безжизненного тела на полу в ванной может полностью проявиться. Я бы предпочла никогда больше не видеть столько красного.

— О, а теперь не унывай, красотка.

Мои глаза открываются, обеспокоенный звук женского голоса прогоняет мои мрачные мысли. Ее лицо нависает надо мной, брови нахмурены.

— Не каждый день мы становимся свидетелями чудес, подобных этому, вот что я тебе скажу.

— Эм, где именно я нахожусь?

— О, конечно. Ты в Салине.

Я пристально смотрю на женщину.

— Салина, Канзас, — уточняет она.

Мои брови хмурятся.

— Ты случайно не знаешь, как далеко отсюда Эшвик?

— О, конечно. Добрых полчаса езды.

Легкое, трепещущее ощущение разрастается в моем животе, когда я осознаю тот факт, что я так близко. Я почти на месте. В родном городе Бабушки. Мамин родной город.

— Итак, милая, у тебя есть кто-нибудь, кому ты хотела бы позвонить? Кто-нибудь, кто мог бы тебя искать?

— Как долго я здесь нахожусь?

— Только со вчерашнего вечера.

Я закрываю глаза, моя голова внезапно становится тяжелой на подушке, когда ее первоначальный вопрос эхом отдается в моей голове, насмехаясь надо мной. Решительные карие глаза Джейми врезаются мне в память, но я ни за что не собираюсь выводить ее из себя этим. Наконец, мне удается прошептать:

— Нет. Никого нет.

Она снова замолкает, и я чувствую, что она все еще стоит рядом со мной. Должно быть, я ставлю ее в неловкое положение, но у меня нет сил что-либо с этим делать.

— Милая, как ты себя чувствуешь… эмоционально? Ты прошла через что-то невероятное, и ты знаешь, есть люди, с которыми ты можешь поговорить об этом, если захочешь.

Я знаю, о чем она спрашивает, устойчива ли я психически. Ответ находится где-то между черт меня побери, если я знаю и далека от этого, но я не хочу ни с кем говорить о бабушке, о