Венчание - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 38

— Помнишь, Боренька, как на тебя порчу наводили? — Устинья бы всю правду мужу рассказала, да только о некоторых вещах лучше помолчать до поры. — Как коловорот обжег тебя?

— Поди, не запомни такое.

— Она это была. К ней боярин и поехал.

Борис невольно груди коснулся, потер там, где обожгло его.

— Зачем, Устя?

— Всех причин не знаю я, Боренька, но к ведьмам за добром не ездят. А Божедар, слышал ты о нем, ведьму и уничтожил. Ну, и боярина заодно.

Боря пару минут размышлял, как быть.

Ежели так подумать… и ничего страшного не произошло. Злоумышление на государя смертью карается, когда ведьма на него порчу наводила, а тут не врет ему Устя, это он видит, не умеет она ему врать, все одно ведьма смерти повинна. Кто ее убил, просто приговор исполнил.

Боярин Раенский?

Его Борис и вовсе терпеть не мог. И убрать не мог — родственничек государыни, и смотреть на него противно было, тошно, ползает по твоему дому гадина ядовитая, а ты и лопатой навернуть ее не можешь — нельзя! Тьфу, пакость, придумается ж!

И зачем к ведьме он поехал?

И кто порчу на Бориса наводил? Нет-нет, понятно, что ведьма, а просил ее кто?

Так что…

— Прикажу я боярина искать, когда можно, а потихоньку боярину Пущину укажу не сильно усердствовать.

— Пусть усердно ищут, Боренька, пусть. Не найдут они ничего.

— Уверена ты, Устёнушка?

— Да, любимый.

С тем государь и приказ отдал. Пусть ищут. Только вот права была Устя. Не нашли боярина. Вовсе не нашли. И не одного его.

Опустел домик травницы в Иноземном квартале.

А еще боярыня Евлалия Пронская пропала. Но то уж вовсе никто, окромя близких ее, и не заметил.

* * *

— Матушка!

Роман Пронский на мать смотрел даже чуточку растеряно. И то сказать!

Как лет пять-шесть тому назад вышла за него замуж Ева, боярин и вовсе головой своей думать перестал. А зачем ему такие сложности?

Жена и подскажет, и направит, и сама много чего сделает. А теперь вот нет ее рядом, и дальше-то что? Как быть?

— Чего тебе — матушка! Вон уж, седина в бороде проглядывает, а ума как не было, так и нет! Искать твою женку надобно, только тихо!

— Да?

— Чтобы не было нам никакого урона! Когда случилось чего…

— Да что с ней могло случиться-то? Маменька?

Проглотила слово ядовитое боярыня Степанида.

Что могло с ведьмой случиться? Ой, лучше тебе, сыночек и не знать про то, и не думать даже, чаю я, целее будешь!

— Ты бы поговорил с кем из Разбойного приказа. Вот, хоть и с боярином Репьевым, чай, послушает он тебя! Объясни ему, что неладное с женой случилось, искать ее надобно…

Хотя как ты ее найдешь, когда уж государыня не может? Но лишним оно и впрямь не будет.

— Поговорю, матушка. Сей же день и поговорю. А… когда не найдется Евлалия?

— В церковь пойдешь, там ее рано ли, поздно, мертвой признают, а ты еще раз женишься. Чего спрашивать?

— Но я… я Евлалию люблю!

— Ну и люби себе на здоровье, а только наследник тебе надобен!

— Жестоко это, маменька!

— А не жестоко вот так пропасть, неведомо где? Мы за нее волнуемся, переживаем, а ей и горя нет?

Горя Еве действительно не было, хорошо ее прикопали, на три метра под землю, еще и кол осиновый в грудь вбили, и рот чесноком набили, какое уж тут горе? Упырицей — и то не встанет, нечисть лютая!

— Хорошо, маменька, поеду сейчас к боярину Репьеву, поговорю с ним потихоньку…

— Вот и ладно будет, сынок.

Боярыня Степанида сама едва за голову не хваталась, и была у нее для горя очень веская причина.

Пропала невестушка любимая, ровно и не было ее на свете. И у иноземцев нет ее, никто и не видел, и государыня Любава не знает ничего… куда бежать? За что хвататься?

У боярыни-то и своя беда неотложная, и без ведьмы не решится она никак!

Андрюшенька! Боярина Ветлицкого сыночек младшенький!

ЛюбЫй ее!

Имя-то какое у него сладкое, Андрюшенька, и сам он, ровно пряничек сахарный, так и хочется его всего облизнуть, надкусить…

Сейчас-то с ней он! Зелье у Евы крепкое, хорошо оно действует!

А потом его где взять?

Обещала ведьма новое сварить, да не поспела, омелы не было у нее! А что теперь боярыне делать?

Ой, горе горькое бабье…

* * *

Когда уехал сын, отправилась боярыня в покои невестушки. Знала она, где у той тайничок есть малый, на самый крайний случай.

Нет-нет, е будет она со злом лезть, ей другое надобно. В тайнике этом такие вещи хранятся, которые ни одна ведьма не бросит, бежать вздумает, так или с собой их заберет, или за ними вернется, Ева сама о том говорила. Сколько могла, она свекровь ценила, доверяли они друг другу, когда так вообще о ведьме сказать можно.

Под сундуком в любимой ее горнице тайничок тот… вот и посмотрит боярыня, надобно только дверь запереть, не помешал бы кто!

Провела боярыня рукой по дощечкам пола, поддела одну из них, на другую нажала посильнее, тайничок и открылся малый.

А в нем…

Задохнулась боярыня, кулак ко рту прижала.

Среди самых важных настоек, среди вещей, которые не вдруг и найдешь где, лежал и он.

Клинок с алой рукоятью каменной. Искусно он сделан, не вдруг и распознаешь, что не шпилька это. Ева говорила, бабка его чудом сохранила, когда бросить пришлось ей все нажитое, в волосы клинок у нее заткнут был, так и остался. Вроде как прабабка его заказывала у мастера какого… да неважно это!

Важно, что бабка его Еве и подарила в обход дочери, та с клинком и не расставалась, считай. Или в тайнике хранила, или с собой брала, платье скалывала, а тут…

Ежели клинок в тайнике, значит, Ева за ним не вернулась. А может, и не вернется, когда в живых ее нет. А тогда как же…

Ох, что ж бедной боярыне-то дееееелать? Где ж зелья-то брать⁈

Андрюшенька! Радость моя…

* * *

— Любушка… нет нигде Платоши!

Варвара Раенская и слез уж не сдерживала. И будешь тут — шестой день от супруга ни весточки, ни волоска какого — ничего! Искали уж всех троих, и Платона, и Сару, и Еву искать просил потихоньку