Примум. Книга 3 - Татьяна Ивановна Герцик Страница 36

Не задумываясь, с размаху кинул ее вниз. Хотел было прыгнуть следом, но не успел – пол под ним провалился, и он рухнул в горящий ад.

Фелиция приземлилась на натянутое одеяло, которое держали Роуэн и еще несколько его стражников, потом скатилась на гору мягких тряпок. Схватив настоятельницу, Роуэн крикнул:

– Уходите все скорее подальше!

Но рачительные монашки, подбежав, похватали принесенные вещи и только после этого убежали от пылающей колокольни. Роуэн, бережно, как ребенка, прижимая настоятельницу к себе, унес ее в безопасное место к стене собора. Она, обожженная, вся в дыму и гари, потрясенно смотрела наверх.

– Он погиб, его больше нет, – шептали ее окровавленные губы.

Внезапно раздался дикий смех.

– Амелия Паккат! – прорычал Роуэн. – Так это ее рук дело! Но кто пронес в колокольню самопальный заряд?

У Фелиции болело все, больно было и дышать, и смотреть. Но она не чувствовала телесной боли. В ее сердце билась одна безнадежная мысль – Джона больше нет! Он погиб, спасая ее! Как теперь она будет жить с осознанием этой своей страшной вины? Уж лучше б она погибла вместе с ним.

Амелия, откровенно радующаяся гибели ненавистного кузена, подошла почти вплотную к колокольне и потрясла кулаком, глядя вверх.

– Так тебе, мерзкий грубиян! И твою шлюшку-подружку я тоже отправлю на тот свет! И вас… – она обвела сумасшедшим взглядом в ужасе глядящих на нее людей, но дальше ничего сказать не успела.

Огонь подточил балки, на которых висели колокола. Крайний из них, самый большой, тот, что оказался невольным виновником пожара, оторвавшись, ударился о стену колокольни, отскочил и упал вниз, прямо на дико хохочущую женщину, раздавив ее в лепешку.

Наступила пораженная тишина. И в этой тишине на площадь ворвался Феррео на своей Агфе.

– Что здесь случилось? – спрыгнув, спросил он у державшего на руках Фелицию Роуэна.

– Эта сумасшедшая стерва устроила пожар, – Роуэн с надеждой подошел к королю. – Пострадала матушка настоятельница.

Феррео молча положил руку на голову Фелиции. Ее раны тут же затянулись, обожженная кожа приобрела здоровый цвет, и она смогла вздохнуть полной грудью.

– Как хорошо, что вы еще не уехали, ваше величество, – Роуэн благодарно склонил голову. – Не то бы…

– Я себя хорошо чувствую, Роуэн, отпусти меня, пожалуйста, – тихо попросила его настоятельница.

Он медленно, отчаянно не желая выпускать ее из рук, поставил на ноги. Подбежавшая сестра Инэз закутала настоятельницу в длинный плащ, скрывая обгорелые дыры на одежде, и увела за собой. Роуэн обездолено посмотрел им вслед.

– Погиб граф Контрарио, – тихо произнес он. – Я приехал слишком поздно, единственное, что успел – натянуть одеяло под колокольней. Он сумел сбросить Фелицию так, что она не ударилась об стену, но сам спрыгнуть не успел, перекрытия рухнули.

– Не скажу, что сильно скорблю о его кончине, – Феррео чуть принахмурился, – но, по крайней мере, погиб он достойно. И да, нам всем повезло, что я подоспел вовремя. К вечеру Фелиция бы скончалась. С такими ожогами не живут.

Роуэн побледнел и напрасно пытался вздохнуть. Король с сочувствием посмотрел на него и приложил ладонь ему ко лбу. Роуэн встряхнулся и задышал нормально.

– Не стоит переживать, ведь все обошлось, – спокойно заметил Феррео. – Но кто тут так орал?

– Амелия Паккат, – с ненавистью пояснил Роуэн. – Вот уж чьей смерти я откровенно рад. Отвратительная бабенка.

Феррео пожал плечами и промолчал. Он мало знал о делишках Амелии и относился к ней безразлично. Посмотрел по сторонам. Колокольня прогорела полностью, упавшие с нее колокола валялись на земле. Некоторые раскололись, но большинство были целы.

Над ними, как над малыми детьми, причитал низкорослый человечек, вытирающий ладонями безостановочно текущие слезы.

– Это кто? – Феррео направился к беспокойно втягивающей ноздрями воздух Агфе, ей претил стоявший в воздухе запах пожарища.

– Местный звонарь. Для него разбившиеся колокола – настоящее горе.

– В этом я пока помочь не могу, это все потом, – Феррео вскочил на кобылку, повернул к выходу из монастыря. – До встречи и будьте осторожнее!

Он ускакал, а одна из монахинь, опомнившись, воскликнула:

– Это же был наш король!

Забыв о пожаре и настоятельнице, все зашумели, удивляясь и восторгаясь. Роуэн пошел к домику настоятельницы, с горькой усмешкой думая, что еще недавно те же монахини что было сил ругали Ферруна за его безобразную манеру забирать себе все, что приглянется.

Фелиция в окружении монахинь, уже переодетая в новую рясу, безучастно сидела в кресле, уронив голову на грудь. По ее щекам текли слезы, но она этого не ощущала. Монахини сочувственно молчали, понимая, что ничем помочь не смогут. Войдя, Роуэн сделал знак, чтоб все вышли, и женщины неохотно повиновались.

Оставшись без чужих глаз, Роуэн опустился перед Фелицией на колени. Она его не видела, уйдя в себя. Он осторожно взял в свои ладони ее холодные руки и слегка сжал. Она подняла на него глаза, полные смертной муки. У Роуэна, чувствующего ее боль как свою, занялось сердце.

– Мне очень жаль, моя дорогая, – проникновенно сказал он дрогнувшим голосом. – Это ужасное несчастье. Но теперь уже никто не сможет помочь.

Она не отняла у него свои руки. Она даже не заметила, что он держит ее ладони.

– Это кара господня за мои грешные мысли, – срывающимся голосом прошептала она. – Я знала, что так делать нельзя, но все равно мечтала о том, о чем мечтать нельзя. Мне нельзя оставаться настоятельницей. Я уеду в дальний скит и буду молиться и днем, и ночью, чтоб Господь отпустил мои грехи.

В душу Роуэна будто кто-то воткнул острый нож. Но он лишь нервно сглотнул.

– Вас не за что карать, матушка. Мысли для того нам и даны, чтоб с ними бороться. Вы вели святой образ жизни, и не нужно думать иначе. Если вы уедете, что станется с нашим монастырем? И учтите, я все равно отправлюсь за вами, куда бы вы не уехали.

Фелиция несколько раз моргнула, приходя в себя. Заметив, в какой вольной позе перед ней стоит ее служащий и держит ее за руки, она торопливо поднялась.

– Не нужно так делать! – прохрипела пересохшим ртом. – Это недостойно ни меня, ни вас.

Роуэн медленно встал.

– Не буду, простите. Мне вас отчаянно жаль, матушка. Но все-таки не печальтесь так. Вы правильно сказали – все в руках Божиих.

Чувствуя отчаянную слабость, настоятельница была вынуждена снова опуститься на сиденье. Роуэн склонился перед ней, просительно заглядывая в глаза. Он был бы рад, если б граф Контрарио остался жив, только б не страдала та, которую он любил больше жизни.

– Дорогая, – начал он, но тут, прерывая разговор, распахнулась дверь и в келью стремительно