Королева Грёз и Кошмаров - Валентина Зайцева Страница 35

Лириена замерла и медленно повернулась ко мне. Я бережно поднял её маленькую руку к своей широкой груди и мягко прижал её ладонь к себе, к тому месту, где когда-то билось живое сердце. Её рука выглядела столь комично, трогательно маленькой на просторе моего массивного тела. Я накрыл её руку своей, словно защищая хрупкую птицу.

— Восстала Сновидящая, — произнесла Илена. — Та самая девушка, что умерла от его безжалостных рук, теперь стала Королевой Кошмаров и Грёз. По твоему же собственному наставлению и указанию он это сделал.

— Видение поведало мне ясно, что девушка должна умереть, чтобы спасти Нижнемирье от гибели, — заявила Лириена отстранённо. — Ты толкуешь мои слова так, как тебе угодно и выгодно. Ты всегда так делал, всегда находил в них то, что хотел услышать. И ты желал смерти этой девушки назло Самиру, из чистой мести, ещё до того, как узнал, что это может иметь хоть какое-либо значение для судьбы нашего мира.

Это была горькая правда, и я не мог её отрицать. Я желал смерти этой девушки по многим причинам, запутанным и тёмным. Страх перед тем, что Самир может сделать с такой опасной тайной, как она, — да, конечно. Но я также видел своими глазами, как она вела себя на шумных, переполненных улицах рынка рядом с этим ужасным чернокнижником. Как женщина, что была с ним по собственной доброй воле, а не под принуждением. Она не была плачущей, испуганной и дрожащей пленницей. Напротив — Самир буквально носился с этой девушкой, как с величайшей драгоценностью. Забавлялся её странностями и причудами, словно они были очаровательны. Водил её по оживлённым улицам города нашего мира, словно она была его любимой принцессой, а не простой смертной. Эта смертная девушка была безделушкой, игрушкой для могущественного чернокнижника. Блестящим, ярким отвлечением от его тёмных дел.

Но та улыбка, что она дарила Самиру… та нежная, искренняя улыбка...

Я убил её, чтобы спасти этот мир от неминуемой катастрофы.

Но я также убил её, чтобы жестоко насолить этому проклятому мужчине, причинить ему невыносимую боль.

— Владыка Каел не будет извиняться за свои действия, — твёрдо ответила Илена.

— Тогда я спрашиваю тебя прямо: повторил бы ты их снова? — тихо поинтересовалась Лириена.

— Говори прямо и ясно, — потребовал я через Илену.

— Мне просто искренне любопытно: убил бы ты девушку снова и обрёк бы весь мир на неминуемую гибель, лишь бы причинить острую боль чернокнижнику? Ради одной только мести?

Я медленно отпустил её руку и мрачно, тяжело вздохнул. Прекрасный, точный вопрос. Сделал бы я это? Если бы смерть Нины лишь принесла бы чернокнижнику страдания и боль, я бы, не задумываясь ни на мгновение, повторил это без колебаний. Но теперь это обрекло бы нас всех, без исключения, обратно в бездну пустоты. Это едва-едва усложняло дело, если быть честным с самим собой.

— Он ещё не определился окончательно, — призналась Илена.

Лириена равнодушно, безразлично пожала плечами, словно речь шла о погоде.

— Это всецело твой выбор, и только твой. Если ты убьёшь Нину во второй раз, знай — ты окончательно и бесповоротно погубишь этот мир. Древние не станут вмешиваться во второй раз, чтобы спасти нас.

— Что ж, пусть будет так, — с вызовом ответила Илена.

Я резко повернулся, чтобы уйти, покинуть это место, но на этот раз мою руку неожиданно остановило лёгкое, почти невесомое прикосновение тёплой ладони Лириены.

— Постой, — прозвучал совсем другой голос.

Это был уже не холодный, безжизненный голос Оракула. Это был тот голос, в котором явственно слышалось напряжение и боль. Настоящий, живой голос. Я резко повернулся к ней и инстинктивно схватил её, поддерживая. Её глаза были больше не белыми и слепыми. Они были теми самыми изумрудами, сияющими и живыми, что я так ясно помнил. Но она выглядела пугающе слабой и измученной, словно вела непосильную битву.

— Я не могу… — Она задыхалась, с трудом хватая ртом воздух. — Я не могу долго это удерживать, силы уходят… Каел, я… — Её колени внезапно подкосились, и я легко, бережно поймал её на руки, не дав упасть. Я опустился на колени, нежно прижимая к себе ту, что когда-то была так глубоко и страстно любима мной.

Илена онемела от внезапного изумления и потрясения, не могла говорить за меня, пока я отчаянно жаждал излить Лириене, как невыносимо сильно скучал по ней все эти века. Как моё сердце прожигало грудь болью с каждым днём, что проходил без неё рядом. Я мог лишь молча прижимать её к себе, склонив голову над ней, чувствуя, как жгучие слёзы начинают щипать мне глаза под тяжёлой маской.

— Не губи… не губи её, умоляю тебя, — прошептала она слабеющим голосом. — Пожалуйста, прошу. Прояви милосердие и сострадание. Она столько выстрадала… и ещё столько выстрадает впереди. Я вижу ясно, что ждёт её, какая судьба уготована, и это за гранью трагедии, за пределами человеческого понимания. Не усугубляй её мучительных страданий. Ты должен найти в себе прощение. Не для неё даже, а для него. Для Самира. Ты так невероятно силён, любовь моя. Ты всегда был сильнейшим из всех. Будь сильным и сейчас, — умоляла она, и её голос стремительно слабел, угасал. Её прекрасные изумрудные глаза закатились, и она начала терять сознание, ускользать.

Безмолвно, всем своим существом я умолял её не уходить, не покидать меня. Не покидать меня вновь, не оставлять одного в этой тьме.

Но было слишком поздно. Лириена была уже без сознания, безвольно обмякла в моих руках. Потребовалась невероятная, нечеловеческая сила воли, чтобы прорваться сквозь подавляющую мощь Оракула, что безраздельно обладал ею. Такое нельзя было удерживать долго, больше нескольких мгновений, не уничтожая окончательно то хрупкое, что от неё ещё осталось.

Как же страстно я желал поговорить с ней ещё хоть раз, хоть немного. Сколько сотен бесконечных лет я провёл, мечтая об одном единственном последнем шансе увидеть возрождённой ту женщину, которую любил больше жизни?

И теперь, когда этот шанс наконец представился… я не был рад ему. Совсем не рад. Я горько жалел, что вообще пришёл сюда в этот