Хозяйка Шорхата - Раяна Спорт Страница 33

В один из таких дней матушка, скрывать правду от которой я посчитала кощунственным пренебрежением по отношению к доброй женщине, что подарила мне семью и материнскую любовь, неожиданно завела разговор об Ансаи.

Вопреки моим ожиданиям, матушка не одобрила мое решение и крайне негативно восприняла весть о том, что дочь леди Антаи будет жить с нами. Даже тот факт, что вместе с ней приедут пятнадцать сирот, прошел мимо ее сознания, а ведь она была недовольна, когда я робко поинтересовалась ее мнением о их жизни в замке.

— Уму не постижимо! Как ты согласилась на такое безумство?! О чем думала, приглашая дочь кровного врага к себе домой?!

Я поморщилась и промолчала, не желая вступать в спор. Но матушка не сдавалась, выводя меня на эмоции, словно вознамерилась получить от меня развернутый ответ.

— Неужели недостаточно того, что ты предложила дочери этой женщины щедрые дары? Неужели ты еще обязана принимать ее в своем доме?! Ну не чудесно ли это! Мы должны будем терпеть ее общество пять лет, прежде чем она достигнет своего полного совершеннолетия!

Я прикусила губу. Приглашая сводную сестру пожить в замке, я ошиблась с расчетами. До сих пор не могла привыкнуть к тому факту, что совершеннолетие в этом мире наступает в двадцать один год.

— Дочь не в ответе за дела своей матери, матушка! — строго воскликнула я. — К тому же нам не стоит забывать, что она, как и я, — дочь Кандена Сан-Данара, графа де Вимаро. По-моему, если вы постараетесь думать о ней не как о порождении той ужасной женщины, а как о дочери моего кровного отца, умершего столь нелепо, вам будет легче принять ее. Матушка, я вас очень прошу не отталкивать эту бедную девушку из-за преступлений, совершенных ее матерью. Попробуйте судить ее по ее собственным заслугам. Ансаи ни в чем не виновата!

Матушка вздрогнула и отвернулась, а затем чуть слышно произнесла:

— Я бы не простила эту женщину даже на смертном одре, если бы она отняла тебя у меня.

Я тяжело вздохнула, чувствуя, как надежда медленно угасает. Матушка была непробиваема в своей ненависти, словно высеченная из камня статуя. Я понимала ее боль, ее страх потерять меня, но эта слепая ярость застилала ей глаза, не позволяя увидеть правду. Ансаи была не виновата. Она была жертвой коварной и жадной женщины, как и я, как и отец Надэи.

— Матушка, — попыталась еще раз, стараясь говорить мягче, обволакивая ее словами, как теплым одеялом. — Я понимаю, что вам тяжело. Я знаю, как сильно вы любили отца и сына, и как сильно вас ранила их смерть. Но Ансаи — это частичка моей жизни, живое напоминание о родном отце. Разве вы хотите, чтобы я отвернулась от того, кто подарил мне жизнь, от его крови, только потому, что ее мать совершила ошибку? Разве это справедливо?

Я подошла ближе и осторожно коснулась ее руки. Она была холодной и напряженной.

— Подумайте о том, что чувствует эта девочка. Она потеряла отца, ее мать — чудовище, и теперь ее отталкивает единственная семья, которая у нее осталась. Она нуждается в нас, матушка. Она нуждается в вашей любви и поддержке, как нуждалась я, впервые оказавшись в ваших объятиях.

Я замолчала, давая матушке время обдумать мои слова. В гостиной повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием дров в камине. Я смотрела на сильную, не сломленную горем женщину, пытаясь разглядеть хоть какой-то намек на смягчение в ее суровом лице. Но ничего не менялось. Ее взгляд был устремлен в никуда, словно она видела перед собой лишь призрак той женщины, которая едва не лишила ее названной дочери.

Я знала, что не смогу переубедить ее одним разговором. Это будет долгий и трудный путь, требующий терпения и понимания. Но я не сдамся. Я не позволю ненависти разрушить еще одну жизнь. Я буду бороться за сводную сестру, за ее право на счастье, за ее право быть частью нашей семьи. Я буду бороться за то, чтобы матушка смогла увидеть в ней не дочь врага, а дочь Кандена Сан-Данара, графа де Вимаро, мою сестру.

Я отпустила ее руку и отступила на шаг.

— Я понимаю вас, матушка. Я бы тоже так же себя чувствовала, если бы обидели моего ребенка. Но я верю, что вы сможете увидеть Ансаю такой, какая она есть на самом деле. Я верю в вас, у вас все получиться.

Матушка, казалось, не услышала слов утешения. Она сидела, неподвижная, словно изваяние, лишь побелевшие костяшки пальцев, сцепленных в замок, выдавали ее внутреннее напряжение.

— И когда они прибудут в Шорхат? — глухо поинтересовалась она, не поднимая глаз. Голос ее звучал приглушенно, словно доносился из глубины колодца.

— Николь сегодня утром получил магическую весточку от старшего стражника. Они уже в Цаарите. Через дней пять, а может и седмицу, они уже будут под стенами замка.

— Хорошо. Я попробую принять ее.

Ее слова прозвучали как приговор. Принять ее... словно речь шла о ядовитом зелье, а не о живом человеке, тем более о ребенке. Я медленно выдохнула, скрестив пальцы на удачу. Удача нам понадобится, и немалая.

Вместо слов я просто подошла к ней и положила руку на ее плечо. Она вздрогнула, но не оттолкнула меня. Я почувствовала, как под моей ладонью напряглись ее мышцы.

— Спасибо, матушка.

Та лишь отмахнулась от моих слов, словно от назойливой мухи. Ну что ж, главное первый шаг к принятию сделан, осталось лишь дождаться результатов.

Общими усилиями нам удалось подготовить семь спален. Две из них были большими и просторными, в них я приказала установить по четыре кровати, по два шкафа на каждую и столько же столов и стульев. Еще четыре комнаты были чуть поменьше, в них я решила заселить по два ребенка. А одна совсем маленькая, но очень светлая. Ее я решила отдать Ансаи.

Мое решение было обусловлено прагматизмом. Во-первых, сестренка, живя рядом с детьми, почувствует себя нужной и не обделенной, а во-вторых, так детям-сиротам будет не страшно оставаться в своих комнатах, зная, что рядом с ними с ними есть знакомый человек, ведь наверняка за время столь долгого пути они успели прикипеть к ней если не душой, то сердцем.

Наконец-то все комнаты были готовы, и меня отпустило напряжение последних недель. Но расслабляться было рано. Теперь предстояло найти тех, кто будет направлять,