Проклятие Айсмора (СИ) - Ольга Зима Страница 32

Никто не помнил, что именно дало название Золотому причалу. Может, потому что смотрел этот причал прямо на развалины Мэннии. Назвали словно в насмешку, ибо хватало тут места лишь на пару-тройку лодок. Народу на хлипком строении всегда крутилось немного. Какой-нибудь ленивый рыбак, которому неохота грести лишний поворот, чтобы привязать лодку рядом с прочими и самому оказаться поближе к плоту с огнем, что разводили в промозглую погоду охранники, да одиноко торчащий здесь стражник — вот и все его посетители. Сегодня здесь тоже было безлюдно, спокойно и тихо.

Один из крестиков на карте стоял строго посредине этого причала. Бэрр прошагал по прогибающимся доскам в сопровождении недоуменного взгляда трясущегося от холода стражника, пытаясь понять, к чему здесь пометка. Свесился под веревочными перилами, получив по любопытному носу брызги холодной воды. Но снова ничего не увидел среди черных свай, про которые мелькнула мысль, как у сына строителя — старое надо вовремя заменять, чтобы новое можно было строить крепче и надежнее. А то можно лишиться и самого строения.

Отряхнул руки и одежду, еще раз оглянулся…

И только тогда пошел в Управу.

Бывал он там крайне редко, мелкие нарушения порядка и выяснения отношений между айсморцами обходились без участия представителя главы города. Даже если речь шла о кражах в Верхнем Айсморе, все равно эти дела разбирались не господами из ратуши, а Пятью быстрыми судьями, находившимися подальше от градоначальника. Рядовые наказания и штрафы назначались тоже не виниром. В отличие от нерядовых — тут он очень любил сам придумывать изощренные кары, а если уж и штрафовал кого-нибудь, то на немалую сумму, дотошно обосновывая, почему столько и за что именно. Те несчастные, что попадались под личную стопу винира, сильно об этом жалели. А так — порядок был одинаков для всех и устанавливался он под отдельной крышей, которая возвышалась аж на три этажа строго у пограничного канала, широкой полосой пролегшего между двумя столь разными частями одного города.

Дорогу Бэрр решил сократить, пройдя через рынок Нижнего Озерного. Задерживать его там было некому: к нему торговцы не приставали.

Сначала, ускорив шаг, он прошел мимо выставленных на всеобщее обозрение предметов домашней утвари и одежды. Здесь одевались жители небогатых кварталов, если лень или некогда было шить самим. Тканей тоже продавалось в избытке. Портновских лавок в Нижнем было всего две, в них обращались по разным поводам, но никогда без особой нужды — в основном по переделке, и чтобы недорого.

Потом тянулись прилавки с мехами из здешних зверей, чучела рыб, жемчуг не слишком качественный, а то и вовсе поддельный, на рыбьем клею. Бесчисленные амулеты и обереги — и в первую очередь кусочки камней Золотого города. Приезжие расхватывали побрякушки, как горячие пирожки, и только на памяти Бэрра их было продано столько, что одного города, сколь бы он ни был велик, явно было бы недостаточно.

Взгляд его, мимолетно и безразлично скользивший по прилавкам, зацепился за мех рыжей лисицы. Бэрр неожиданно для себя самого остановился и, подойдя поближе, принялся рассматривать редкий, привезенный издалека товар.

Торговец замер в ожидании, поцеловал на удачу монетку, зажатую в кулаке, забормотал что-то радостно… Бэрр в задумчивости провел рукой по искристому золоту с хорошей мездрой, густому и плотному — пальцы сразу же утонули в нем и согрелись, напомнив другое тепло. Шкурки были невероятно хороши и слишком дороги для Нижнего, они грозились пролежать неизвестно сколько, пока не найдут своего любителя или не испортятся от времени и сырости. Небольшие, хотя если взять несколько, в самый раз на воротник одной хрупкой особе, да и к волосам ее этот солнечный цвет очень бы подошел. А то зима скоро, и она мерзнет. Интересно — все время или только с ним? А с кем, может быть, еще?

Но при одной лишь мысли о том, что кто-то другой — не он! — посмеет прикоснуться к Ингрид, навстречу кому-то другому распахнутся доверчиво небесные глаза в темно-рыжих лучиках ресниц, и уже этот, кто-то другой, поцелует нежный завиток за ушком, Бэрра скрутило до тьмы в глазах и потери дыхания; ноздри раздулись, а кисть сжалась в кулак, сминая мех. Он отбросил шкурку и отошел, провожаемый грустным вздохом опечаленного торговца.

Дальше продавалась разнообразная снедь. Продавцы тоже были всех мастей — кто-то с прилавком, кто-то с табуреткой. Были и такие, кто повязывал на пояс платок и, положив короткую доску, закреплял замызганные концы платка вокруг шеи.

Блестевшая тусклым серебром под пепельным солнцем рыба подергивалась в безнадежной попытке вдохнуть. Иной удавалось сползти и плюхнуться на грязный настил рыночной площади. Та счастливица, что была помельче, проваливалась в щели между досками обратно в темную воду. Бэрру невольно подумалось, что картина задыхающейся рыбы могла бы стать замечательным символом Айсмора.

Большие озерные раки, перевязанные для верности ниткой, грозно шевелили клешнями на одном из крайних прилавков, — и он невольно поежился, завидев их. Раньше он частенько брал раков для Альберта, который очень любил поглощать этих тварей со специальной приправой, которую готовил сам и только сам. Три головки чеснока на ведро, пять ложек соли, одна — сахара и еще этот, как его… лист пахучего растения, что редко появлялся в продаже, но был совершенно необходим, как и громадный пучок укропа. Бэрр навсегда запомнил рецепт, по которому ни разу не готовил сам. И не ел.

Как бы старший брат ни любил младшего, но и сами раки, и процесс их приготовления, а, особенно, процесс их поглощения, вызывали у Бэрра содрогание и ужас. Его в свою очередь не обходил насмешливым вниманием младший, выдавая на эту тему целые дразнительные тирады, смысл которых сводился к простому: ужасный и вгоняющий всех в трепет первый помощник винира и любимец женщин — до омерзения, до судорог, до паники боится мелких раков! Альберт разве только не приглашал гостей посмотреть это представление — «Бэрр и раки под одной крышей».

Дальше продавали птиц. Их было не так много в Айсморе, но люди любили держать в клетках то, что олицетворяло свободу.

Тут когда-то он купил для Альберта зимородка. Вернее, купил он всех птиц, но остался один зимородок. Птицы. Самые обычные птицы. Они бились о прутья, они рвались в небо, но никак не могли ни вырваться, ни дотянуться…

Клеток у торговца было много, добычи — тоже. Младший не знал названий, но Бэрр видел, что ему было жалко всех. Альберт уперся, хотя Бэрр тащил его вперед,