Любовница Черного Дракона - Марика Полански Страница 27

улучив момент, когда сестры милосердия были заняты другими пострадавшими, Нарцисса выскользнула в коридор и отправилась на поиски Дрейка. Песочно-коричневые стены со стрельчатыми окнами и барельефами между ними казались бесконечными, и в какой-то момент ей показалось, что она ходит кругами. Пока не наткнулась на главного лекаря госпиталя.

— Что вы тут делаете, госпожа Ливингстон? — увидев пациентку, самовольно покинувшую постель, господин Эден не смог сдержал раздражения. - Почему вы не в своей постели?

— Мне необходимо увидеть лорда Валлори, — Нарцисса невольно удивилась холодному тону и собственной смелости. Она не знала, что скажет, когда увидит Дрейка. Но внутри пробилась непоколебимая уверенность — ей надо находится здесь и сейчас. — Где он?

— Здесь, — лекарь указал на ширму за своей спиной. — Но он после операции и к нему нельзя.

— Вот и отлично. Я останусь здесь. В конце концов, рядом должен быть человек, которого он знает. И не спорьте со мной. Я, знаете ли, тоже пострадавшая и мне нельзя нервничать.

Она упрямо поджала губы и окинула взглядом коридор, заставленный ширмами в поисках скамьи, чтобы присесть. От резкого запаха спирта и трав во рту появилась неприятная сухость, кружилась голова, но Нарцисса решила — пока не увидит Натаниэля, никуда не уйдет.

Лицо господина Эдена побагровело от прорывающейся наружу злости. Он наверняка бы приказал, оттащить своевольную пострадавшую, если бы вдруг не послышался хриплый хохот Дрейка. Тот не только пришел в себя, но и еще, похоже, слышал ее препирательства с лекарем. На сердце вдруг стало спокойно и легко: живой. Слава богам, живой. А рука — да черт с ней!

Однако минутная радость сменилась острой болью, когда Нарцисса увидела Натаниэля. Руку отхватило по самое плечо. Но самое страшное, было даже не это. Дрейк с непониманием, почти детской обидой уставился на забинтованное плечо. Изможденное лицо внезапно окаменело, превратившись в мраморную маску, а во взгляде появилась мертвенная пустота.

Когда господин Эден вышел за ширму, Нарцисса подошла и нерешительно присела на край койки. Смотреть на Натаниэля было тяжело, почти невыносимо. Она осторожно взяла в руки его ладонь и порывистым движением прижала к своей щеке.

— Ты спас меня, — надломлено проговорила ведьма и прижалась губами к ладони, влажно и холодной. Как будто мрамор целовала. — Я никогда не забуду этого. Спасибо.

Губы Натаниэля дрогнули в холодной усмешке, и он закрыл глаза.

Глаза щипало от слез, и, уткнувшись носом в широкую грудь, Нарцисса тихо заплакала от переполняющей ее жалости и боли. Если бы только она могла все изменить, если бы только…

— Уходи, — голос Дрейк прозвучал так глухо, что она невольно вздрогнула. — Уходи. Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.

Нарцисса шмыгнула и подняла голову. По заплаканному лицу расплывались уродливые пятна, а глаза покраснели от слез.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не… — она осеклась, встретившись с ним взглядом.

В глазах Натаниэля промелькнуло нечто жуткое, пугающее. Пустота, какую можно встретить лишь в глазах человека, столкнувшегося с необратимостью. Когда он заговорил, Нарциссе вдруг показалось, холод мертвенный холод объял ее, проникая леденящими крючьями во все внутренности:

— Я неправильно выразился. Я не хочу видеть тебя. Убирайся прочь.

Глава 8

- Эй, малыш Тили! Вижу, не послушал моего совета и таки полез к разъярённой женщине!

Рудольф Шанс заржал так, что вздрогнул даже невозмутимый Стивен, ожидающий распоряжений хозяина возле двери. Дворецкий неодобрительно покосился на пыточных дел мастера и перевёл взгляд на лорда Валори. В голубых глазах появился нехарактерный кровожадный отблеск. Прикажи его светлость спустить визитёра с лестницы, Стивен с радостью сделал бы это. И ещё отвесил бы бесплатного пинка под пухлый зад наглому гному, осмелившемуся потревожить покой его хозяина.

Впрочем, вид Шанса говорил, что ему в равной степени плевать и на правила приличия, и на мнение окружающих. Он сам устанавливал правила, а всем несогласным объяснял, почему они не правы. Деловито прошагав мимо дворецкого, он вскарабкался в кресло, стоя́щее рядом с кроватью, окинул взглядом пузатые склянки и сокрушённо покачал косматой головой.

— Вижу, дела совсем хреновы, Тили.

— Да что ты! А я думал, что выгляжу как бутылка северского десятилетнего — такой же непревзойдённый и уже кем-то ополовиненный, — Дрейк отложил газету в сторону и исподлобья уставился на незваного гостя. Приезд пыточных дел мастера оказался столь же внезапен, как и снег в июле на Ямании. — Кстати, о коньяке. Стивен, принесите нам бутылочку и два бокала.

Дворецкий встрепенулся.

— Но ваша светлость…

Натаниэль взглянул на него с удивлением, будто мебель заговорила.

— Уволю, — негромко пригрозил он. Несмотря на мягкую вкрадчивость, драконьи глаза недобро потемнели.

— Ты выглядишь, как однорукий бандит из Лас-Паласа, — ухмыльнулся Рудольф, когда дворецкий, недовольно ворча под нос, покинул спальню. — Как чувствуешь себя?

— Как дракон, которому оторвали лапу.

— А бухтишь, как старая дева, которую затащили на сеновал и не удовлетворили. Радуйся, что член не отхватило. Вот это было бы совсем печально.

Гном снова заржал, и Натаниэлю подумалось, что за скабрёзным юмором Шанс пытается скрыть свою растерянность и сожаление. И это разозлило Дрейка ещё больше.

Его порядком достали и жалость, и сочувственные взгляды в госпитале. Отлежав три дня, Дрейк решил — с него хватит. Несмотря на сопротивление и уговоры главного лекаря, он отправился домой, надеясь, что в родных стенах станет легче. Однако и здесь то и дело ловил горестные взгляды прислуги. А случайно подслушанный разговор между горничными, которые со всхлипами проклинали несправедливость судьбы, и вовсе добил его.

Он привык быть сильным. Привык сам распоряжаться своей жизнью, но чья-то злая воля перевернула всё вверх дном, и теперь Натаниэль никак не мог смириться с тем, что превратился в почти беспомощного калеку. Да он ходил, да у него осталась вторая рука, но чёрная меланхолия уже пустила свои ядовитые корни.

Дрейк замкнулся и озлобился. Забросив дела Драконьего Чертога, он всё больше проводил время в одиночестве и беспробудном пьянстве, пытаясь забыться. Любое вмешательство воспринимал, как угрозу. Злые и едкие замечания, бросаемые во всех и каждого, отпугнули даже тех, кто в нём души не чаял. Большинство из слуг не выдержали столь крутые изменения в характере хозяина и добровольно написали бумаги на увольнение. Остался лишь Стивен, повар с помощником, да пара-тройка горничных. Да и те держались из последних сил — содержать в чистоте и порядке замок