Пленница Повелителя Василисков - Эмили Гунн Страница 26

Сегодня Адиллатисс говорит и смотрит так, словно не узнает меня. Не знаю, что ранит сильнее надменность в его словах или равнодушие во взоре. Меня больше нет. Нет для него. Я будто пустая коробка, в которой съедены все сладости. Пора выбрасывать. Либо передать кому-то, чтоб пользовался для хранения ненужных мелочей, - упирается мой взгляд в миниатюрные скляночки, что подрагивают в такт моим переживаниям.

Их еле слышимый перезвон действует отрезвляюще. Это был мой последний шанс выжить тут и помочь друзьям. Подведу Амтомаса – и всем нам конец!

Надо срочно взять себя в руки! Вскидываю глаза на Адиллатиса, но вижу не его. Перед глазами туман из смеси собственных волнений, стучащих в висках, и солнечного диска из бронзы, поблёскивающего за троном властелина.

- О, да, Повелитель! Восхищение светом Вашего величия затуманило мне на мгновение разум, - выдаю я неожиданно для самой себя лесть, рожденную в адреналиновым штормом в крови. - Василиск Амтомас, которому принадлежу, - мстительно выделяю я последнюю фразу, поддавшись безнадежному желанию хоть как-то уколоть, - преподносит Вам ароматические масла, наделенные крупицами бесценной магии, - чуть присев в подобии реверанса, я вытягиваю в ожидании побледневшие руки с корзиной.

- Та самая пришлая? – словно с трудом припоминая, пренебрежительно говорит Адиллатисс. – Вижу удача на твоей стороне: Амтомас могущественный василиск, - приняв, наконец, подношение, повелитель неожиданно удивляет длительностью беседы со мной.

Хотя с другой стороны – ничего такого. Он выделяет своего приближенного, а не человечку, «дослужившуюся» до туньи Амтомаса.

И всё же, несмотря на общий смысл сказанного и высокомерный тон, в речи повелителя проскальзывает еле заметная заинтересованность моей судьбой.

Выброс адреналина в моё нещадно пульсирующее сердце настолько велико, что я теряю разумную отстраненность. Нелогичное стремление добиться ревности Адиллатисса толкает на необдуманную дерзость:

- О да! – восклицаю с высокопарностью, заимствованной мною у туньисс. – Я бесконечно счастлива, что мною владеет туллисс Амтомас, а не кто-либо другой!

Говорю и вижу, как чернеет глубокий взгляд, затягивающий меня в свою бездонную тьму. Лишь сейчас я запоздало вспоминаю, что не выполнила обязательное условие церемонии подношения – я не опустила глаза, когда склонилась перед повелителем!

Вот почему так затянулась пауза, между моей речью и принятием дара. Адиллатисс заполнил щекотливую тишину, созданную моей оплошностью, своими вопросами!

- Лучей Солнца твоему хозяину, - выплёвывает он сквозь сжатые губы, переводя глаза на следующую тунью, ожидающую своей звездной минутки.

- Да не иссякнет свет Солнца и Вашего величия, - мямлю я вызубренную за сегодня скороговорку, торопясь сбежать из неловкости, накрывшей нас своей щекочущей нервы тенью.

Еще два шажочка, и я надежно спрячусь в толпе василисковых придворных. А моё место с секунды-на секунду займет другая тунья.

Однако не совладав с собой, внезапно я проявляю слабость. Я оборачиваюсь. Нет, это не «жжение меж лопаток от его огненного взгляда» как в книжках. А самая банальная бесхарактерность! – корю я себя, уже отметив, что Адиллатисс, действительно, не «прожигал мне спину взором».

Но тут моё внимание цепляет нечто другое. Повелитель не смотрит на меня, ведь он напряженно вглядывается в нечто другое!

Подаренные кем-то Повелителю Василисков бессмертные цветы, что гибнут лишь от прозвучавшего вранья, всё это время украшали ступени престола. И сейчас Адиллатисс неотрывно смотрит именно на них. На бутоны, что уродливо завяли! Чувствую, как краснею: несчастные цветы погибли из-за моих лживых слов о счастье быть с Амтомасом!

Глава 15.

Прошло пять-шесть дней с моего последнего общения с Адиллатиссом. Меня, очевидно, ненадолго решили оставить без эмоциональных взбучек, неподдающихся логике. Ведь с того вечера я не только с другими дворцовыми извергами не виделась, но даже Амтомаса не имела несчастья лицезреть!

А самое чудесное - что мне позволили побывать в бывшей розово-ванильной комнатке, чтоб забрать оттуда вещи. Те самые, которые мне, оказывается, подарил мир Василисков по договору с Алексом об обустройстве тут. Я же, помимо шмоток и косметики, мудро прихватила из тех покоев стыбзенную вместе с Лионом 3д-книгу. С той поры и занимаюсь самообучением по ускоренному методу Лизаветы Попавшей.

Только вот вчера ночью моя чудо-книга неожиданно исчезла. И потому я нисколечьки не удивилась, обнаружив поутру Лиона на соседней подушке.

- Паршивая из тебя вышла хозяйка, - проснулась я от легкого царапания по ногам и елейного мяуканья. – То коридорным дежуранткам попадешься некстати, а то и в темнице прохлаждаешься, пока я тут от скуки мух уже ловлю! – отчитали меня за бездеятельный отпуск в камере.

- И много поймал? – убедившись, что мы с Лионом одни в спальне, спрашиваю я, скрестив руки под грудью.

- Мух? – задумчиво пересчитывает он пальчики на лапе. – Да вроде ни одной, - прилетает ответ через секунду. – Хотя нет, постой! Да, точно же! Ноль мух и в два раза меньше мошек.

- Лион, - смотрю я на него укоряюще, - я чуть не умерла в той темнице.

- Вот видишь! – радостно шлепает он меня лапкой. – Моё милосердие к безвинным мошкам было вознаграждено твоим спасением! Не благодари, - милостиво добавляет он, комфортно раскладывая свой хвост на моем бедре. – Я же и для себя самого старался тоже. Ведь твоя жизнь – это в первую очередь мой инструмент добиться успеха, - высокопарно просвещают меня о «великом» предназначении.

- Лион, - выдерживаю театральную паузу, - а не пойти бы тебе в… Изнанку миров?

- Я-то пойду, - подперев подбородок пятерней, трагично выдает он. – А вот, как ты без меня всю эту кучку вонючей напраслины разгребешь и вылезешь – это, конечно, вопрос еще тот! Ах, да, - добавляет он горечи в тембр, - и не забудь из-под туллисса Амтомаса Двуличного выползти!

- Что еще за напраслина? – свожу я брови, готовясь услышать худшее.

Однако вместо мурлыканья лицемерного кота раздается требовательный стук в дверь.

- Амтомас вернулся? – расстроенно вскакиваю я с кровати, в которой даже сплю теперь в одежде.

Не хочу вновь пережить унизительные домогательства василиска.

- Так... мне, значится, пора! Я думаю, они и без меня разъяснят,