Подменная дочь - Лора Лей Страница 20

Легенда из прошлой жизни гласит, что когда-то чиновник по имени Ань Сиань Чен обвиненный во взяточничестве и лихоимстве, отстранился от мира и отдался воплощению в жизнь мечты о самом великолепном саде в империи. На это у него ушло семнадцать лет, прорва денег и последнее здоровье.

В результате его стараний появилось небольшое искусственное озеро, вокруг которого расположились разно-оформленные павильоны, а также уникальный крытый мост «Маленькая летящая радуга». «Зал орхидеи и снега», «Зал далекого благоухания», «Зал тридцати шести уток-мандаринок» и другие, разбросанные по территории, были предназначены для отдыха, размышлений, занятий каллиграфией, музицирования.

Сад считается красивейшим среди прочих в современной версии Сучжоу, признанным шедевром. Увы, это не помешало сыну бывшего чиновника, очевидно не разделявшему страсть отца к прекрасному, избавится от доставшегося наследства за карточным столом сразу после объявления о кончине господина Ань, как донесла молва. Такое нефилимское поведение!

* * *

Особая деталь садов Сучжоу — камни тайхуши, то есть, камни из скальных окрестностей озера Тайху. Некоторые были результатом взаимодействия сил природы и становились плодами ее фантазии, изобилуя бороздками, изгибами, дырами причудливой формы, а некоторые несли на себе отпечатки работы людей: от скалы откалывался кусок, в нем просверливались отверстия, после чего камень надолго помещался на дно водоема, где, годами омываясь водой, под ее воздействием приобретал неповторимую форму. И не рукотворный, и не естественно-природный!

Но самым интересным для меня лично был даосский храм Таинства (храм Сюаньмяогуань в моем прошлом), первоначально — древний «Даосский храм Цин у дороги».

В главном зале храмового комплекса (там несколько залов — больших и малых), деревянном Сан-Цин Диан (зал Чистой Троицы), шестьдесят колонн поддерживают двойную крышу, под которой установлены семиметровые глиняные статуи богов Чистой Троицы — Джейда Чистого (в центре), Верхнего Чистого и Великого Чистого (по бокам), на поверхность которых нанесен тонкий слой золотой амальгамы.

Помимо Троицы размещены здесь статуи Нефритового Императора — Владыки небес и вершителя человеческих судеб, многочисленных божеств-покровителей профессий и ремесел, чудотворцев и прочих святых — им поклоняются страждущие. Потолок зала покрыт росписью, среди рисунков можно увидеть облака и животных, а также изображения Восьми Бессмертных (ба сянь) — призванных помогать людям мифических героев.

Одной из достопримечательностей храма является размещенная (кстати, до сих пор) во дворе курильница со множеством свечей, которые не горят, а тлеют! Почему? Тайна сия великая!

Масштабы храма поражали. Я видела его раньше, в той жизни, но сейчас он произвел на меня еще большее впечатление, а уж про местных я вообще молчу: они замирали в религиозном экстазе и благодушии, терялись перед величием постройки и вот точно уверовали в божественное присутствие!

* * *

Вообще, во время хождения по городу, я наслаждалась всеми видами, а не только знакомыми и нет достопримечательностями. Сами улицы, каналы, магазины и прочие строения, известные и аутентичные, радовали глаз, завораживали и притягивали к себе постоянно. Я так жалела, что не могу запечатлеть все на камеру или телефон! И зарисовать настолько, чтобы предать всю прелесть и красоту городских пейзажей, даже со способностями этого тела (были, были!), у меня не получалось. Это так расстраивало, вот честно!

Пока осматривала столицу изо дня в день, во мне крепло желание написать путеводитель, как в той жизни! Вот прям рвалась душа к этой затее! Я приходила в особняк и руки тянулись к бумаге — записать впечатления! Но кисть…

Мысли обгоняли руки, я злилась, пока не вспомнила, как однажды в Таиланде видела тамошних молодых монахов, пишущих заостренными палочками типа древнегреческих стилусов! Потом в голову пришла картинка использования гусиных перьев как инструментов для письма в европейской истории, и понеслась!

Я строгала бамбуковые палочки, притупляла их, выпрашивала на рынке перья, экспериментировала с густотой чернил, видами бумаги…Шеньки разве только у виска пальцами не крутили, но, как обычно, не комментировали мои действия.

Могу сказать — я молодец! Нашла и угол заточки перьев и палочек, и степень густоты чернил, и сорт бумаги, так что к концу лета заметки путешественника во времени стали обретать плоть: я почти каждый день записывала свои мысли и впечатления.

Пока в стол, но идея красочного путеводителя по столице меня не оставляла, а за ней тянулась и авантюрная мысль о туристическом бизнесе в этом мире. Сначала я сама ужаснулась революционности, так сказать, идеи, но с течением времени, присматриваясь к жизни аборигенов и гостей столицы, изучая поведение, вкусы, нравы местных, перестала считать организацию подобного дела здесь такой уж невозможной.

Новинка — да, но в целом…Если подойти с умом, найти единомышленников, то очень даже может быть… Может, не прям на днях или раньше, но со временем… Надо хорошенько подумать, скопить первоначальный капитал…Ладно, пока отложу, а там… Время покажет!

Глава 18

За время прогулок по имперской столице довелось увидеть много чего, помимо достопримечательностей, и увиденное поражало не только меня, но и Шенек. По сути, они тоже в некотором роде были туристами, хоть и родились в этом времени.

До меня и моих затей их жизнь, как и у большинства слуг, протекала внутри особняка, с внешним миром они мало соприкасались, будучи привязаны к господам и своим обязанностям по обслуживанию последних. Выход за пределы усадьбы контролировался хозяевами и правилами поведения слуг, нормами общественной морали и правами в рамках социума.

И госпожи, и их прислуга были рабами многочисленных запретов и ограничений, накладываемых на женщин традициями и жестким патриархатом. Поэтому внешний мир для девчонок был такой же «терра инкогнита», как и для меня — попаданки. Мяо немного отличалась, но и для неё знакомство со столицей было приключением, от которого замирало сердце и фонтанировало воображение. Наша троица сплотилась на фоне авантюры, и меня это грело несказанно.

Хоть я и была старше, но, перелезая через стену и вливаясь в суету древнего города, я как-будто сбрасывала несколько десятков лет и становилась рисковым подростком, желающим познать мир без страха и сомнений.

Мне даже приходилось одергивать себя, чтобы не ввязаться в прямо уж криминальную историю, когда мы оказывались в ремесленных кварталах или засиживались на пристани, наблюдая за иноземцами, или когда задерживались до темноты, желая увидеть выступления бродячих артистов и сказителей, поучаствовать в ночных гуляниях в праздник Циси (китайский День влюбленных, «двойная семерка» — седьмой день седьмого месяца, или Сорочий праздник).

Вот манили меня тайны узких окраинных улочек, тихих каналов и протоков, тенистых укромных местечек в садах