Лед и пепел - Мила Дуглас Страница 2

Греймарк усмехнулся. Ключ. Какая глупость.

– В Долине Ледяных Кристаллов, король, – продолжала она, не обращая внимания на его насмешку, – где ветер свистит в расщелинах, словно поет, а воздух выжимает тепло до последней капли… там тебя ждет ответ. Ответ на вопрос, который ты задаешь каждому завоеванному трону и который они не могут дать. Там ты встретишь не призрак и не божество, король. Ты встретишь зеркало. Зеркало, в котором увидишь не завоевателя, а человека.

Он рассмеялся – резко, холодно.

– Ты предлагаешь мне гнаться за сказками, ведьма?

– Не сказки, а твоя дорога, король. – Её пальцы сцепились, будто ловя невидимые нити. – Ты идешь по пути мести. Но есть другой…

– Довольно. – Он резко поднялся, и тень за его спиной вздыбилась, как разъяренный зверь. – Ты хочешь сказать, что в этой проклятой долине я найду что-то? Или кого-то?

Ведьма улыбнулась – и в этой улыбке было что-то жуткое.

– Я видела образ. Листья на снегу, серебро и дикие травы. Кости не врут.

– Хватит! – Голос короля ударил, как хлыст. – Ты тратишь моё время на детские басни!

Но ведьма не дрогнула.

– Ты увидишь, король. Увидишь место, о котором столько слышал в легендах и презирал. И тогда ты сам поймешь, продолжать ли давить мир своей волей… или же там найдется нечто, что заставит эту волю переосмыслить.

Он отвернулся, сжав кулаки. Глупость. Всё это – глупость.

Александр долго смотрел в окно, где метель рисовала призрачные узоры.

А потом вызвал капитана его личной гвардии. Дверь отворилась беззвучно, и в проеме возникла массивная, закованная в черный, отливающий сталью доспех фигура.

Капитан Борк.

Его лицо, обветренное и жесткое, как скальная порода, пересекал глубокий, старый шрам. Он начинался у самого виска, резко спускался по скуле, рассекая левую бровь пополам, и терялся где-то в жесткой щетине у угла сжатых губ. Шрам был белесым, контрастным на его коже, и придавал его взгляду, и без того холодному и непрерывному, дополнительную тяжесть. Он стоял навытяжку, спина – прямая как клинок, но в этой безупречной выправке чувствовалась не просто дисциплина, а грубая сила, закаленная в бесчисленных стычках.

– Борк, седлайте коней. Мы едем в Долину кристаллов, – бросил король, не оборачиваясь от окна.

Капитан склонил голову в коротком, резком поклоне. Мышцы шеи напряглись, и шрам на мгновение стал отчетливее, будто живая змея под кожей. Его голос, низкий и хрипловатый, прозвучал с каменной четкостью:

– Ваше Величество, так точно.

Король улыбнулся – и в этой улыбке не было ничего человеческого.

– Что ж посмеемся над судьбой. А потом на войну с Вечнолесьем, Борк. Три страны покорены. Последний камень в моей короне – это дикари из южных лесов.

В глубине глаз, там, куда не добирался даже лёд, что-то шевельнулось…похожее на надежду, обрести ориентиры на свой истинный путь.

Глава 3

На южных границах Греймарка после высокой горной гряды начинался вековой лес и поля прекрасных цветов, разноцветных луговых трав и папоротников – страна Вечнолесья.

Воздух здесь был не ледяным и северным, как в Греймарке, а теплым, южным и влажным. Он пах свежей листвой, сладковатой пыльцой разнообразных цветов и чем-то живительным – самой сутью древнего леса. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь многослойный полог деревьев, падали на землю золотисто-зелеными пятнами. Они дрожали на мшистой земле, как живое золото, рассыпанное чьей-то волшебной невидимой рукой.

Тэссия де Лис сидела на корточках у подножия старого Ванара, дерева-исполина. Его ствол, шершавый и морщинистый, напоминал кожу древней рептилии, уснувшей на века. Корни, толстые, как тела удавов, уходили в темную, плодородную землю. Она осторожно, почти с нежностью, касалась пальцами нежного стебелька, пробивающегося сквозь мох. Маленький росток, упрямый и хрупкий, тянулся к свету. Ее пальцы, тонкие и быстрые, как крылья стрекозы, поправили примятый мох вокруг него.

– Вот так, солнышко, – прошептала она, и голос ее звучал тихо, как журчание ручья где-то вдалеке. – Просто дыши.

Она подняла лицо к свету. Кожа Тэссии казалась полупрозрачной, будто тоненький солнечный лучик, пробивающийся через толщи лесной завесы. Темные, как спелые лесные ягоды мариники, волосы были заплетены в простую косу. Глаза – огромные, цвета весенней листвы, только что тронутой солнцем – светились мягким внутренним светом. Тэссию нельзя было назвать неотразимой красавицей, но глядя на нее человек сразу мог вспомнить про яркий весенний день и почувствовать его тепло в своей душе. Хрупкая, как первый подснежник, но с упрямой жилкой, как у корня, пробивающего камень. В этой нежности таилась тихая сила, как в упругом прутике молодого побега. Но сегодня в глазах девушки, в глубине этих зеленых омутов, чувствовалась тревога. Тонкая, как паутинка, но незваная вслух.

Она встала, отряхнула с простого льняного платья несуществующие соринки.

Лес вокруг нее дышал. Шелестели листья, перешептываясь на ветру. Звенели крылатые жители. Капали и текли ручейки, отбивая свой медленный ритм. Это был дом. Уютный, знакомый до каждой травинки. Но сегодня знакомые звуки казались приглушенными. Воздух, всегда такой живительный, нес легкий, чуть уловимый оттенок горечи. Как запах увядающего цветка, который еще вчера благоухал.

Она пошла по узкой тропинке, петляющей между гигантскими папоротниками, похожими на застывшие зеленые фонтаны. Ее босые ноги бесшумно ступали по мягкому ковру мха и трав. Тропа привела ее к домику, сплетенному из живых ветвей могучих деревьев и увитому цветущими лианами. Казалось, сама природа обняла это место. Сквозь резные деревянные ставни виднелся мягкий свет.

Летний дом их родителей, где сейчас жила Тэссия, был расположен не так далеко от дворца в столице Вечнолесья – Альдерборна, где жил ее брат Миррель, алхимик старого короля Ориона Третьего. Девушка предпочитала лесную глушь вместо приемов и вечеров у старого короля.

Внутри домика пахло сушеными травами, древесной смолой и чем-то теплым, домашним – печеными кореньями с бульоном, которые она приготовила для быстрого перекуса.

Большая гостиная занимала почти всё место в доме. В этой комнате с низким столом и грубыми, но удобными креслами, они всегда любили собираться с родителями. Книги, которые так любил читать отец, так и лежали стопками. Стеклянные сосуды с жидкостями всех цветов радуги – от прозрачного янтаря до глубокого аметиста – мерцали на полках. Это была лаборатория, кладовая и гостиная в одном месте. Каждый находил себе здесь уголок и творил. Отец умер в стычке с войнами Греймарка, когда