Пышка замуж не желает - Тая Вальд Страница 18

Но моим любимым местом, конечно же, стала кухня. Огромная, просторная, с громадной плитой, дубовым столом и множеством полок, которые я уже успела заполнить припасами. Здесь мы с Айлосом проводили вечера: готовили вместе, я учила его странным блюдам моего мира, а он мне — изыскам своего. Мы могли подняться среди ночи и пойти жарить оладьи, потому что нам так захотелось. Полная, абсолютная свобода.

Сказать, что я была счастлива с ним, — значит не сказать ничего. Я была… целой. Законченной. Он был тем, кого мне не хватало всю мою жизнь, даже когда я сама не знала об этом. Более верного, надёжного, заботливого и понимающего мужчину я не могла бы и вообразить. Он видел меня. Настоящую. Со всеми моими сердечными шрамами, страхами, комплексами и этой новой, робкой уверенностью, что пробивалась сквозь них, как первая трава весной. Он любил каждую мою клеточку, каждую складочку на моём теле. И в его объятиях я окончательно перестала быть для самой себя той «жирной тёткой», которой меня нарекли когда-то. Я расцвела. Я стала женщиной. Его женщиной. Единственной и самой желанной. И пусть я не была худой, как тростинка, я была сильной, любимой и красивой в своей собственной, настоящей красоте. А что касается любовных утех… Хоть он и был ледяным драконом, любовником он оказался очень даже горячим. Его холодные пальцы обжигали мою кожу, а медленная, терпеливая ласка могла довести до исступления, до безумия, до потери себя. И я отдавалась этому чувству полностью, без остатка, утопая в волнах бесконечного, всепоглощающего блаженства.

А сегодня… Сегодня должна была исполниться моя самая невероятная мечта. То самое обещание, которое он дал мне ещё там, на королевской кухне, когда мы вдвоём уплктали бутерброды. Сегодня Айлос должен был прокатить меня на драконе, то есть на себе.

С самого утра у меня поджилки тряслись от смеси дикого восторга и животного страха. После завтрака мы отправились на большую поляну неподалёку от дома. Солнце уже клонилось к вершинам гор, одаривая золотом макушки сосен. Воздух был прохладным и прозрачным, будто замер в ожидании чуда.

— Ну что, моя отважная Машенька, — сказал Айлос, останавливаясь в центре поляны и поворачиваясь ко мне. Его глаза светились той самой весёлой искоркой, которая появлялась в них только в самые счастливые моменты. — Готова к самому необычному путешествию в твоей жизни?

— Если я скажу, что нет, это что-то изменит? — выдавила я, чувствуя, как коленки предательски подрагивают.

— Ни капельки, — он рассмеялся и поцеловал меня в макушку. — Расслабься и доверься мне. Как всегда.

Он отошёл на несколько шагов, и воздух вокруг него задрожал, заструился, как над раскалённым камнем в зной. Свет будто сгустился, обволакивая его фигуру, искажая её очертания. Прозвучал негромкий, низкий гул, от которого зазвенело в ушах и затрепетало всё внутри. И тогда он начал меняться. Это было одновременно и пугающе и прекрасно. Его тело вытягивалось, росло, белоснежные волосы сливались в единый поток, превращаясь в переливающуюся чешую. Его кожа стала твёрдой и блестящей, как полированный лёд. На спине выросли мощные крылья, похожие на сверкающие сосульки, пронизанные сетью голубых прожилок. Хвост, длинный и гибкий, лениво провёл по траве. И вот передо мной стоял он. Не советник Айлос, а Дракон. Величественный, огромный, потрясающий. Его глаза, всё те же пронзительно-голубые, смотрели на меня с безграничной нежностью и лёгким вопросом. А я, заворожённая, не могла пошевелиться, забыв обо всём на свете.

Он мягко склонил к земле могучее плечо, приглашая меня взобраться. Это оказалось не так-то просто. Пришлось и за чешуйки цепляться, и ногу закидывать, и пыхтеть от усилий. Он терпеливо ждал, лишь издавал тихое урчание, похожее на смех. Наконец я уселась у основания его шеи, впадине между лопатками, ухватившись руками за один из больших, гладких шипов.

— Держись крепче, — прозвучал его голос у меня в голове, тёплый и знакомый, но теперь с лёгким металлическим отзвуком. — И не бойся. Я не уроню.

Он расправил крылья — это был самый грандиозный звук, который я когда-либо слышала, будто натянули гигантские шёлковые полотна. Мощные мускулы подо мной напряглись, он присел и… оттолкнулся от земли. Несколько взмахов и земля ушла из-под ног. Я вскрикнула и вжалась в него, закрыв глаза. В ушах засвистел ветер.

— Открой глаза, Маша, — мягко приказал он. — Ты пропускаешь всё самое интересное.

Я послушалась. И задохнулась. Мы парили высоко-высоко над землёй. Наше озеро сверкало внизу маленьким серебряным блюдечком, дом казался игрушечным. Леса были тёмно-зелёным ковром, а горы — величественными исполинами, касающимися своими заснеженными вершинами облаков. Чувство страха улетучилось, уступив место восторгу, такой вселенской, абсолютной радости, что я засмеялась и расправила руки, ловя потоки воздуха.

Это была свобода. Та самая, настоящая, о которой я всегда мечтала. Мы летели, и я чувствовала каждое движение его мощных крыльев, каждое биение его огромного сердца, которое теперь билось в унисон с моим. Он показывал мне свои родные земли — заснеженные перевалы, быстрые реки, долины, утопающие в цветах. Мы ныряли в облака, и они были холодными и влажными на ощупь, а потом взмывали ввысь, к самому солнцу, которое уже клонилось к закату.

Наконец он плавно пошёл на снижение, направляясь к высокому утёсу, нависавшему над долиной. Он мягко приземлился на каменную площадку, залитую алым светом, и снова склонился, чтобы я могла слезть. Ноги у меня подкосились, но это было от переизбытка чувств. Я прислонилась к его сверкающей чешуе, а он прижался ко мне своей огромной головой и тихо заурчал. Мы смотрели, как солнце, огромное и багровое, медленно тонет в дымке на горизонте, окрашивая небо в невероятные оттенки — от золотого и оранжевого до лилового и глубокого синего. Первые звёзды уже зажигались над нашими головами, такие яркие и близкие, будто их можно было потрогать рукой.

— Ну что? — спросил он, снова обретая человеческий облик и подходя ко мне, чтобы обнять за плечи. — Понравилось?

Я лишь молча прижалась к нему, не в силах подобрать слов. Они были не нужны. Он и так всё чувствовал. Всё моё счастье, всю мою