Второй сын - Эми Хармон Страница 18

На нее навалилась печаль. Она сильно прикусила себе губу, а он осторожно исследовал ее лицо, кончиками пальцев касался глаз, носа, щек, подбородка.

– Теперь я увидел твое лицо, – сказал он, опуская руку. – И я его не забуду. Я не забуду тебя.

Она ему не поверила.

– Нам пора возвращаться. Арвин скоро проснется.

Она в нерешительности помедлила.

– Гисла?

Она знала, о чем он ее попросит. Она вложила свою ладонь ему в руку, и они побрели обратно к пещере.

– Ты будешь помнить меня? – мягко спросил он.

– Да, Хёд. Я буду помнить тебя.

– Обещай, что не сдашься.

Она вздохнула.

– Обещаю, что не сдамся сегодня, – сказала она.

* * *

В закатных сумерках они покинули пещеру и направились к крепости Лотгара. Арвин требовал, чтобы Хёд остался, но тот отказался, как и обещал.

– Мастер, я тебе пригожусь. Нам придется идти ночью. Мы ведем девочку, а это привлечет к нам худших из всех людей. Старик и слепой юноша никому не интересны, но Гисла – другое дело, – сказал Хёд.

– Гисла? – Арвин с отвращением выплюнул ее имя. – Прекрати называть ее этим именем. В Сейлоке нет ни одной Гислы. Ей понадобится новое имя, что будет звучать так, как подобает дочери Лиока.

Необходимость идти в темноте не смущала Хёда. Он ни разу не споткнулся и ничего не боялся. Однажды, поняв, что навстречу идут другие путники, он потянул Гислу и Арвина за собой в лес, и они спрятались за деревьями. Он услышал людей задолго до того, как их стало видно.

Путь на север, к деревне ярла, занял две ночи. Хёд объяснил, что деревня, как и все крупные поселения в Сейлоке, стоит на краю Лиока, у самого моря.

– Члены кланов путешествуют от полуострова к полуострову, от одного конца звезды к другому. Добираться морем быстрее, чем сушей.

Их беседы в присутствии Арвина выходили натянутыми и неловкими. Арвин с подозрением прислушивался к их разговорам, ни на миг не теряя бдительности, а во время привалов требовал, чтобы они молчали и держались порознь. Его тревога росла – когда они наконец подошли к деревне, окружавшей крепость Лотгара, он весь кипел от раздражения.

– Лучше идти на рассвете, когда вокруг никого не будет, – предложил Хёд. – Так безопаснее для Гислы.

– Мы пойдем прямо сейчас, – бросил Арвин. – Я неделю не знал отдыха. Я выведу девчонку к опушке леса и укажу ей путь к крепости ярла.

– Мастер… ты должен убедиться, что путь чист. В толпе она не пройдет и десяти шагов. К тому же что будет, если Лотгара нет?

Арвин в нерешительности скрестил на груди руки и что‐то забормотал.

– Ждите здесь. – Он перевел взгляд с Хёда на Гислу, наставил на ее нос длинный скрюченный палец. – Я ненадолго. И не вздумай петь!

Едва он скрылся из виду, как Хёд протянул к ней руку.

– Не бойся, Гисла.

Не обратив на его слова никакого внимания, она рухнула прямо на землю. Хёд сел рядом с ней.

Он протянул ей флягу, и она принялась жадно пить, надеясь водой смыть отчаяние, журчавшее у нее прямо в горле. Выпив все до последней капли, она отдала флягу Хёду.

– Я… много думал, – сказал он.

Она ничего не ответила, и он снова потянулся к ней, провел ладонью по ее руке, обхватил запястье и переложил ее руку себе на колено. Она забрала руку. У Хёда дернулась щека.

– Никому, кроме хранителей, не разрешается взывать к рунам, – неуверенно начал он. – Но времена нынче странные, а Арвин всегда говорил, что готовит меня для мудрой цели. Быть может… это она и есть.

– О чем ты, Хёди? – прошептала она, поверив на миг, что он вот-вот заплачет.

– Я хочу начертить руну у тебя на ладони.

– Зачем? – Ее голос прозвучал твердо. Чувства переполняли ее, и оттого ей проще было изображать ледяное спокойствие.

– Если ты обведешь руну кровью и запоешь, думаю, я смогу… услышать тебя. Быть может, и ты меня услышишь. Ты этого хочешь?

– Я… всегда буду слышать тебя? – ахнула она.

– Не знаю. Но думаю, что да. Пока руна будет видна.

– Как долго она будет видна?

– Если это шрам… он останется навсегда.

Она выдохнула. А затем положила руку ему на колено, ладонью вверх. Он улыбнулся, приободрившись.

– Эту руну называют духовной. Она требует крови, как и все самые сильные руны. Будет больно. Мне придется порезать тебе руку. Но если я начерчу руну у тебя на ладони, линий никто не заметит. У нас на ладонях уже начертаны другие руны. Видишь?

Он провел пальцем по линии, тянувшейся от ее запястья, и по линиям, пересекавшим ее.

– Хорошо, – сказала она. – Режь.

– Сложи руку в горсть, чтобы мне было проще резать, – сказал он.

Она подчинилась и сложила руку, так что кожа на ладони вся сморщилась. Он повел по ее ладони острием ножа, и за лезвием потянулась тоненькая кровавая линия. Было больно, но она молчала. Слишком заманчивым было обещание не утратить связи с ним. Если бы он попросил, она бы позволила ему изранить себе хоть всю руку до самого плеча.

Он начертил тот же знак у себя на ладони и прижал ее руку к своей, сплел пальцы с ее пальцами, смешивая кровь.

– А теперь… спой мне.

Она нахмурилась:

– Ты сидишь прямо передо мной, держа меня за руку. Ты мог бы услышать меня безо всякой руны.

– Я хотел сказать… спой мне без слов, без звука. Спой у себя в голове… а я расскажу тебе, что услышу.

Он сжимал ей ладонь, и оттого ей сложно было прислушаться к мелодии, звучавшей у нее в голове. Она отвлекалась на то, какой теплой была его кожа, на печаль, теснившуюся в груди, на рыдания в душе, не смолкавшие с той самой минуты, когда она поняла, что осталась совсем одна.

– Я не могу.

– Конечно, можешь, – мягко сказал он. – Разве песни не звучат у тебя в голове, даже когда тебе этого совсем не хочется?

– Да, – выдохнула она.

В голове уже зазвучала песня. Она крепко зажмурилась, вслушиваясь в мелодию, не издавая ни звука.

– Красиво… но где же слова? – спросил он через мгновение. Голос был глухим и словно шел у нее из головы, не у него изо рта.

Она распахнула глаза.

– Я тебя слышала, – восхищенно выпалила она.

Она так крепко