Брачные ошибки - Полина Ром Страница 16

Ситуация была максимально скандальная, и багровый дядя, сипло хватающий ртом воздух и держащийся за сердце, кажется, вовсе и не притворялся. Оба свидетеля стояли столбами возле стола, но при этом на лицах их не было никакого уныния, а цвело нездоровое любопытство и интерес к скандалу. Они переглядывались между собой и тут же снова переводили взгляд на нас, боясь упустить даже мельчайшую деталь конфликта.

Опекун моего мужа был лишь чуть менее багровым, чем дядюшка, и точно также сипел, хватаясь за сердце и жалуясь сонному законнику:

- Мыслимое ли дело?! Да в моё время за такое не то что в монастырь! Плетьми бы на площади посекли! А сейчас что же?! Никакой управы?!

Законник, с вялым любопытством наблюдающий этот зверинец, несколько нудновато произнес:

- А что такого страшного случится, господа, если девица прочитает документы? Все законы и условия сторон соблюдены, приданое юной баронетты четко расписано, подпись ее будущего супруга уже стоит… Так пусть молодая госпожа прочитает и убедится, что всё в порядке.

Слегка успокоенный словами законника дядя начал было вспоминать о моей неблагодарности и обещать мне всевозможные кары, но я перебила его одной фразой:

- Чем дольше я не возьмусь за чтение, тем дольше мы ничего не подпишем.

Тут законник позвонил в колокольчик и приказал заглянувшему секретарю:

- Принесите нам по бокалу вина, Форенц.

Свидетели подтащили стулья к столу и принялись “успокаивать” себе нервы вином, недовольно косясь на меня. А я углубилась в документы.

Глава 11

Ничего особо хорошего в бумагах я не вычитала. Зовут меня Эльза Мария Анна фон Зальц и мне полных пятнадцать лет. Приданое за мной было обозначено достаточно нищенское: тот самый дом, где я сейчас живу, некоторое количество мебели, ровно то, которое находилось сейчас в доме. И скромный список одежды, большая часть которой лежала у меня в сундуке. Не хватало только какой-то шали.

Зато к бумагам прилагался прелестный документ, регулирующий долю Гельмуту фон Ройтенфельда, выделенную из моего наследства в благодарность за опеку и проведенную брачную сделку. На мой взгляд, доля эта была неприлично велика: загородное поместье семьи фон Зальц. Особо интересно было то, что никаких уточнений о размерах поместья, о землях, доме или мебели записано не было.

Я внимательно посмотрела на дядюшку, ухмыльнулась и спросила:

- А может, мне всё же стоит отправиться в монастырь? Что скажете, дядюшка?

Серьёзного страха сейчас я не испытывала: понимала, что или я получу что-то бонусом, или же дядюшке придётся отдать в качестве вклада в монастырь всё, что я унаследовала. Пусть я и не была спецом в истории, но прекрасно понимала: любой монастырь – только часть церковной системы, и потому проверять достоверность документов и размеры моего наследства будут вполне себе нормальные местные юристы.

Сонный законник стал менее сонным и несколько нервно попросил и свидетелей, и брюзжащего себе под нос господина фон Гольца подождать в приемной. А дальше началась вполне себе вменяемая торговля.

Периодически дядюшка орал, топал ногами и брызгал слюной. Но господин Берхарт утихомиривал его гнев буквально одной фразой и продолжал разворачивать передо мной дополнительные документы, объясняющие мне, что именно я получила в наследство.

Обнадёживающих сведений в этих бумагах я не нашла. По этим бумагам выходило: поместье в долгах, и единственное, что могло спасти земли от передачи в казну – та самая роща, которая якобы была подарена дядюшке моей матерью незадолго до смерти. Возможно, если бы я покопалась подольше, то смогла бы доказать или факт подделки её подписи, или еще что-нибудь похожее.

Проблема была в том, что я женщина и совсем молода. Скорее всего, в этом мире никто не станет со мною разговаривать серьёзно, а найти мужчину, которому я смогу доверять и который возьмётся защищать мои интересы, просто нереально. Такому нужно платить, а денег у меня нет.

Дядюшка даже рыдал крокодильими слезами и бил себя в грудь, проклиная мою жадность и глупость. Но к тому, что уже было записано в списке приданого, добавились шесть женских платьев и десять отрезов ткани по двадцать пять локтей каждый, некоторое количество белья и обуви, часть мебели и сервиз. А также восемьдесят пять золотых монет, которые любящий дядюшка побожился выдать мне прямо по приезду домой.

Память у старого сквалыги была настолько хорошая, что он не просто подробно перечислил украденные у Эльзы одёжки, но и сообщил такие детали, как: «золотая вышивка по красному ангальтскому бархату», «иберийский шелк синего цвета», «туфли с медными пряжками, отделанными бирюзой». Думаю, одежды у девушки было больше, но это все, что я смогла вырвать, намекая на цвета и вышивки. Не могла же я сознаться, что не знаю, о чём спросить. Диалог строился так:

– А где моё синее платье? Где то, что с вышивкой?! Где остальная одежда, купленная мне маменькой? А туфли и сапоги?!

– Признаться, я плохо помню этот твой туалет. Синий? – дядя морщит лоб и неохотно уточняет: – Из иберийского шелка? Да-да, что-то такое вспоминаю… Я тогда еще сестре выговаривал за мотовство и расточительность! Но не думаешь ли ты, что я оставил это платье себе?! Скорее всего, прислуга просто забыла его положить! А ты за мою доброту и мягкосердечие позоришь меня из-за тряпок!

– А еще прислуга забыла положить белье и обувь. И, кстати уж, где моё платье с вышивкой?!

– Я прикажу прислуге обыскать весь дом и найти твои тряпки! С золотой вышивкой тоже не положили в сундук? Ох уж эти разгильдяи! За всем нужно следить лично, никому ничего нельзя поручить! – жаловался он законнику. – Я примерно накажу горничных, которые собирали её одежду, обещаю.

– А сервиз, дядюшка? Мамин любимый сервиз? Пусть его тоже поищут…

Дядя сдавал позиции медленно и неохотно, но список моей одежды и вещей пополнялся.

Самым печальным во всём этом концерте оказалось финансовое состояние моего будущего мужа. К этому юному господину прилагалось три костюма, две пары туфель и одни сапоги, некоторое количество нательного белья, щенок по кличке Арт и сто золотых. Ни домов, ни земель у барона Эрика Марии Эмануэля фон Герберта не было.