Крепостная - Марьяна Брай Страница 16

Осип Германович будто жил прошлой жизнью, только громкоголосой помехи не стало. И теперь чай пить за газетой или очередной книгой стало гораздо приятнее.

Но нет-нет, а глянет на стул Домны, будто забывшись, хочет чего-то сказать, а ее не оказывается там. И тогда плечи его опускаются. Любил ли он ее? Думаю, да. Столько лет жить с человеком, даже не с самым хорошим характером, вырастить сына, вести дела. Даже вот пить чай ежедневно!

— Етить ее, спину мою. Будто Домна не померла, а уселась сверху, - прошептал он надсадно, вставая после завтрака.

— Осип Германович, а может и такое быть. Коли на себе все нести, то и спина заболит. Может, тревожит чего-то? – задумавшись, брякнула я и, опомнившись, прикрыла рот ладошкой.

С самоваром в руках, будто статуя, замерла Глаша. Мне показалось, что я телом почувствовала, как она представляет нас, живущих на улице.

— Надежда, это все не дело. Это болтовня одна и цыганщина. Говорят, хорошие костоправы на ноги ставят даже неходящих. Да вот где их разыскать, тех костоправов? – он, как и я, ответил автоматом, а потом резко посмотрел на меня, будто перед ним только что заговорил самовар.

— Давайте намажу спину прогревающей мазью. У Домны Палны ее много осталось. Я знаю, как мазать и какими движениями. Она меня и учила. Говорила, что ей какой-то дохтур из Троицка показал, - я ковала, пока горячо. Мне барин нужен был сейчас как воздух. От его здоровья зависела моя жизнь и покой.

— Не смеши, Надюшка, ой не смеши! – захохотал он, и на его смех в двери постучали. Кто-то открыл. Долго шептались в прихожей, а потом вошел Фирс.

— Рано ты, Фирс. Опосля обеда поедем. Спина болит… мочи нет. А Надежда вот предлагает втереть какие-то специальные мази барыни покойной, - Осип не успокаивался, хохотал и держался за живот.

— Да я не за энтим, барин. Там, - Фирс мотнул головой в сторону передних ворот для пущего понятия, где именно, - к вам пришли, барин.

—И кто так рано? Неужто без договоренности нонче до обеда не ждут, а ежели я еще не одет? – барин, в отличие от его покойной жены, часто перенимал речь своих дворовых. Или же он так и жил всегда: с людом по-людски, а с важными персонами по чинам?

— Лекарь там. Ну, тот, что Домну Палну… - Фирс не мог подобрать слова, потому что «лечил» сюда мало подходило. Я бы сказала, «прикончил».

— Зови, зови, чего доброго человека на холоде держать? – поторопил его барин и с долей ненависти посмотрел на свое кресло.

Пока я снова накрыла чай, сбегала за пирогами до кухни да обернулась, за столом в гостиной велась беседа. Я не особо интересовалась сплетнями, которые тут были основной темой, но прислушивалась. Только так я могла получить какую-никакую информацию.

— Значит, Николай Ильич, вы ко мне с простым визитом? Ра-ад, рад, что не по делу. Давно вас не видел, - барин присел на стул Домны. Стул был повыше. И его спине, прижавшей, видимо, уже сильно, на нем было поудобнее.

— Не совсем-с, хотя… да. Пришел справиться о вашем здравии, Осип Германович.

— Да все нормально, только вот спина чегой-то побаливает, но… - тут барин снова начал смеяться, и я поняла, что сейчас он расскажет доктору о моем предложении.

Так и случилось. И они несколько минут смеялись. Но лекарь потом даже не вспомнил о жалобе и не соизволил выяснить, откуда растут ноги у этой боли.

— Так вы говорите, что и дело у вас имеется? – напомнил внимательный во всем Осип.

— Да… - лекарь мялся, будто собирался просить денег в долг, но все никак не мог на это решиться.

— Говорите, говорите. Не раз вы меня выручили, так и я, может, коли не помогу, так насоветую чего, - барину стало интересно, и я заметила, как во взгляде его что-то блеснуло.

— Хорошо, так и быть. Я понимаю, что вам сейчас не до… не до… В общем, моя сестра Степанида Ильинична, как вы знаете, вдовствующая дама, но при доме, при сыновьях и дочерях. Но женщина еще не пожилая и…

— Помощь, коли нужна какая, не стесняйся, Николай, говори, как есть. Коли в моих силах, помогу, - решил помочь ему барин. А я вдруг поняла, что вот так вот баб расписывают только в двух случаях: либо хотят чужую жену похвалить, либо ее, значит, эту бабу в жены кому-то набивают.

— Хочу предложить вам ее в супруги, - на выдохе выпалил лекарь и замер, вперив колючий карий взгляд в барина.

— В супруги? – барин даже не напрягся, потому что, судя по всему, и не понял.

— Как есть в супруги. Негоже вам, дорогой Осип Германович, одному. Молоды вы еще, сильны и… одному-то ой как несладко в нашем возрасте, - торопился описать все причины лекарь.

— Это мне, что ли, супругу? – почти по слогам спросил Осип.

— Вам. Коне-ечно, не сейчас, а летом или даже осенью, чтобы траур соблюсти, - умасливал лекарь, заметив, что барин глядит на него вовсе не зло, а даже расположен к обсуждению сей темы.

— Никола-ай Ильи-ч, ми-илый! – затянул барин, будто хотел покрыть все факты собеседника очень жирным козырем в виде препятствий, но начал хохотать. От души, громко, как хохотал давеча надо мной.

— Н-ничего смешного, Осип, ни-че-го! – Николай Ильич даже привстал в кресле, будто хотел показать, что оскорблен.

Но хозяин мой не заметил бы сейчас не только этого движения его. Если бы в избу вошли с гитарами цыгане с медведем, то и их бы проигнорировал.

Убежал гость, так и не дождавшись путного ответа. Барин смеялся, повторяя одно: - Эт я, што ль, жаних? Я? Осип Германыч? Я? Жаних?

Когда он успокоился, то посмотрел на свое кресло, а потом понял, что сидит на стуле Домны, и плечи его поникли.

К вечеру барин не мог сесть. Спину пересекло. Фирс бегал вокруг, отправил за лекарем, но тот не явился. Сказали, что выехал из части по делам.

Я, ничтоже сумняшеся, сходила в комнату преставившейся хозяйки, забрала