Истинная: Вишневый Сад Попаданки - Инесса Голд Страница 15

Марта прищурилась. Она была умной женщиной.

— Вы хотите ремонт?

— Я хочу бартер, — твердо сказала я. — Ваша валюта — руки ваших мужей. Плотников, столяров, каменщиков. Вы присылаете бригаду. Они чинят мне дом: крышу, окна, полы. Делают мебель. А я даю вам лекарство.

Женщины переглянулись.

— Мой Ганс — плотник от бога, — неуверенно сказала жена "колена". — Но он же ходить не может...

— Привезите его сюда на санях, — сказала я. — Я дам ему лекарство. Через час он сможет залезть на крышу. Если не сможет — я не возьму с вас ничего.

Марта смотрела на меня оценивающе.

— А оно вкусное? — вдруг спросила она. — Это ваше лекарство?

Вместо ответа я достала маленькую баночку. В ней был джем. Я сварила его ночью из трех ягод, добавив немного сахара (из пайка) и воды. Получилось густое, рубиновое желе.

Я зачерпнула ложечку и протянула Марте.

— Попробуйте.

Марта слизнула джем.

Ее глаза расширились. По пухлым щекам разлился румянец. Она выпрямилась, глубоко вдохнула, словно ей вдруг стало легче дышать.

— Ох ты ж... — выдохнула она. — Это... это как поцелуй в юности. Тепло-то как пошло! И в голове ясно!

Она хлопнула ладонью по столу.

— Девки! — скомандовала она. — Звоните мужьям! Ганса на сани! Петера с инструментами сюда! Если эта леди может вернуть нам мужиков в строй, мы ей не то что крышу, мы ей башню новую построим!

***

На следующий день поместье «Черный Утес» перестало быть обителью скорби. Оно превратилось в стройплощадку.

Это было похоже на муравейник, в который плеснули энергетика.

Приехали две дюжины мужчин. Кто-то хромал, кто-то кашлял, кто-то держался за поясницу. Но их жены (великая сила!) пригнали их сюда с инструментами.

Я организовала «медпункт» прямо на крыльце. Каждому рабочему — кружка горячего «шиповникового отвара» (с каплей вишневого сока).

Эффект был мгновенным.

Хромые бросали костыли. Кашляющие начинали дышать полной грудью. Унылые начинали шутить.

— Эй, парни! — орал Ганс, который еще час назад не мог согнуть колено, а теперь сидел верхом на коньке крыши. — Давай доску! Живее! Я чувствую, что могу взлететь!

Работа кипела.

Визжали пилы. Стучали молотки. Пахло свежей стружкой, мужским потом и махоркой.

Я ходила между ними как прораб, указывая, что делать. Но настоящим прорабом был Казимир.

Домовой был в экстазе. Он, невидимый для людей, носился по дому. Если плотник хотел взять гнилую доску, Казимир незаметно подсовывал ему хорошую. Если гвоздь гнулся, домовой его выпрямлял. Если кто-то халтурил, Казимир ронял ему на ногу молоток.

— Здесь дух обитает! — шептались рабочие, с опаской оглядываясь. — Сами инструменты в руки прыгают!

— Это благословение Леди, — авторитетно заявлял Ганс. — Она святая. Вы посмотрите, как она на нас смотрит. И кормит!

О, да. Кормежка была частью плана.

Я понимала: чтобы удержать эту армию, одной магии мало. Нужно бить в самое сердце мужчины. То есть — в желудок.

Пока мужчины чинили крышу и вставляли новые, двойные рамы со стеклом (Даррен действительно привез стекло, списав его как «бой при транспортировке»), я пекла.

У меня была мука, масло, яйца (привезли жены в благодарность) и... «Алая Королева».

Я решила испечь огромный вишневый пирог.

Тесто под моими руками, напитанными магией земли, поднималось не по часам, а по минутам. Оно было живым, пышным, как облако. Я выложила его на огромный противень.

Начинку я не жалела. Ягоды, освобожденные от косточек (косточки я бережно собирала в мешочек — это мой золотой запас), пускали сок. Я добавила немного крахмала, чтобы начинка не текла, и закрыла пирог плетенкой из теста.

Когда я поставила его в печь, аромат поплыл по двору такой, что рабочие на крыше перестали стучать молотками.

Это был запах дома. Запах, которого эти суровые люди, живущие в казармах и холодных избах, не чувствовали годами.

Ближе к обеду во двор въехал Даррен. Он, конечно, приехал «проконтролировать порядок», но я видела, как он хищно раздувает ноздри, вдыхая аромат выпечки.

— Ваша Светлость, — он слез с коня, глядя на обновленный фасад дома. — Я не узнаю это место. Вы... творите невозможное.

— Я просто создаю уют, лейтенант, — я вышла к нему, вытирая руки о передник. На щеке у меня было пятно муки, но я чувствовала себя прекрасной. — Обед готов. Прошу к столу.

Мы вынесли столы во двор (благо погода была солнечной, хоть и морозной, а тепло от дома и скрытого дерева грело воздух).

Я вынесла пирог.

Он был румяным, золотистым, с глянцевой корочкой. Сквозь решетку теста проглядывала темно-бордовая, кипящая начинка.

Когда я разрезала его, раздался коллективный вздох. Хруст корочки прозвучал как музыка.

Я раздавала куски огромными ломтями.

Даррен взял свою порцию. Он откусил кусок, зажмурился и замер.

Вкус «Алой Королевы» в выпечке раскрывался иначе. Он стал мягче, глубже. Кислинка оттеняла сладость теста.

— Ммм... — промычал лейтенант, забыв про манеры. — Леди Алисия... Если бы я не знал, что вы замужем за Герцогом, я бы украл вас прямо сейчас.

— В очередь, командир! — хохотнул Ганс с набитым ртом. — Мы ей уже крыльцо пообещали новое сделать!

Во дворе царило веселье. Суровые воины, обычно угрюмые и молчаливые, смеялись, хлопали друг друга по плечам. Их лица порозовели. Магия вишни действовала мягко, снимая стресс, убирая накопившуюся усталость и агрессию.

Я смотрела на них и понимала: я создала не просто лекарство. Я создала допинг счастья.

И это была власть. Более сильная, чем мечи и магия льда.

***

Вечер опустился на «Черный Утес» синим бархатом.

Рабочие уехали, сытые, здоровые и нагруженные баночками с «витаминным джемом» для жен. Дом стоял тихий, но теперь это была не мертвая тишина склепа.

Это была тишина жилого дома.

Половые доски пахли воском (Казимир натер их). Окна сияли чистотой и не пропускали ни малейшего сквозняка. Камин в гостиной, прочищенный и отремонтированный, горел ровным, уютным пламенем.

Я сидела в кресле у огня (кресло тоже починили, перетянув новой тканью, которую привезла Марта). Ноги укрыты пледом. В руках — чашка настоящего чая с вишневым листом.

Казимир сидел на скамеечке у моих ног, блаженно щурясь на огонь.

— Хорошо-то как, хозяйка... — промурлыкал он. — Дом поет. Слышишь? Балки не скрипят, а гудят от удовольствия. Сердце дома бьется.

—