Мой сосед — вампир - Дженна Левин Страница 13

Когда я вернулась в квартиру Фредерика, было уже почти за полночь. Я была измотана. Обычно после смены в кофейне, проведённой за приготовлением напитков и уборкой столов, я чувствовала усталость, но сегодня она была вдвойне сильнее — первую половину дня я таскала тяжёлые коробки, переезжая в его квартиру. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, я едва держалась на ногах.

Открыв входную дверь, я решила, что сначала приму душ, чтобы смыть с себя грязь и пыль после суматошного дня, а потом рухну в постель. Утром мне никуда не нужно было идти — в «Госсамер» и в библиотеке я завтра не работала — так что я собиралась отсыпаться столько, сколько смогу.

Я уже была готова приступить к первой части своего плана, когда моё внимание привлекло огромное количество коробок, аккуратно сложенных на кухонном столе. Их точно не было, когда я уходила на работу вечером.

С любопытством я подошла ближе — и застыла, осознав, что это за коробки.

Фредерик сдержал обещание и купил кухонную утварь.

И не какую-нибудь.

Пять сотейников Le Creuset, шесть сковородок той же марки разных размеров, две самые огромные вок-сковороды, какие я когда-либо видела, вафельница, мультиварка и мини-печь. А ещё — десять комплектов столовых приборов из Crate & Barrel.

Ошеломлённая, я подняла записку, лежавшую рядом с приборами. Как и в предыдущих посланиях от Фредерика, моё имя на конверте было выведено таким изящным курсивом, что это почти напоминало каллиграфию.

Дорогая мисс Гринберг,

Прошу сообщить, подходят ли вам эти кухонные принадлежности. Вы так и не ответили на мой вопрос относительно вашего отношения к соусу, так что, если сотейники окажутся бесполезными, я могу вернуть их в магазин, где приобрёл.

Что касается вашего вопроса о смене интерьера в спальне: как я уже говорил, когда вы переезжали, вы можете переделывать свою комнату как угодно. Единственная моя просьба — не разрушать то, что уже находится в помещении. Многие предметы в моём доме — семейные реликвии, находящиеся у нас на протяжении многих лет. Моя мать особенно расстроится, если с ними что-то случится.

Когда вы сказали, что вы преподавательница искусства, я, признаться, не подумал, что вы и сами создаёте произведения. Теперь понимаю, насколько это было недальновидно с моей стороны.

Пожалуйста, дайте знать, когда закончите с оформлением. Мне бы очень хотелось увидеть ваши работы.

С наилучшими пожеланиями,

Фредерик Дж. Фицвильям

Я отложила записку и, несмотря на усталость, невольно улыбнулась. «Прошу сообщить, подходят ли вам эти кухонные принадлежности» — он же шутил, правда? Это были самые шикарные кастрюли и сковородки, какие я когда-либо видела — разве что в витринах дорогих магазинов на Великолепной Миле.

Что касается остальной части записки Фредерика, я не могла не задуматься, что он скажет, когда вместо древней картины с лисьей охотой, которая сейчас висела в моей спальне, появится холст, забитый лучшим пляжным мусором озера Мичиган. Судя по остальному декору в его доме, вряд ли бы ему понравилось моё творчество.

Но сам факт, что он вообще проявил интерес к моему искусству, почему-то согрел меня изнутри. Хотя я была слишком уставшей, чтобы разбираться почему. На самом деле, я чувствовала себя настолько измотанной, что вот-вот рухну. Но прежде чем принять душ и лечь спать, я хотела написать ему ответ.

Фредерик,

Кастрюли и сковородки просто ПОТРЯСАЮЩИЕ. Вам совершенно не нужно было покупать такую роскошь специально для меня. Тем более что мои кулинарные способности довольно ограничены. В следующий раз, когда мы оба будем дома, я с радостью что-нибудь для вас приготовлю в знак благодарности (если вам подойдут яичница, паста или фасоль).

Кэсси

Я направилась в ванную и разделась. Ванная Фредерика была огромной — по крайней мере вдвое больше, чем спальня в моей старой квартире. Я не была уверена, что когда-нибудь привыкну к такому простору. Пол был выложен белым мрамором и был до боли холодным под ногами. Впрочем, чему я удивлялась — Фредерик и остальную квартиру держал ледяной. На счёт этого точно надо будет поговорить. Ходить дома в свитерах каждый день — не то чтобы моя мечта.

Я открыла стеклянную дверцу душа и поспешно зашла внутрь, выкрутив воду на максимум и позволяя горячему пару согреть меня. Годы жизни с минимальной зарплатой и выплатой студенческих долгов приучили меня к коротким, экономным душам. Но коммунальные в этой квартире платил Фредерик. Так что хотя бы раз в жизни я решила устроить себе маленький праздник — и подольше понежиться под струями воды, чтобы расслабить уставшие, ноющие мышцы.

Я вздохнула с облегчением, наслаждаясь напором и обжигающими каплями, скатывающимися по спине. Мысли плавно ускользали, пока вода стекала по телу. Завтра я могла выспаться — в «Госсамере» смены не было, библиотека тоже не ждала. Может, стоит съездить в Пилсен и покопаться в каком-нибудь новом проекте — я не появлялась в студии уже несколько недель, с тех пор как начался весь этот хаос с выселением и переездом.

Сколько я уже стою под душем — десять минут? Час? Я посмотрела на пальцы — кожа сморщилась, как у чернослива. Пора вылезать.

Я неохотно выключила воду и приоткрыла дверцу душа. Холодный воздух ударил с новой силой, и у меня побежали мурашки по рукам. Я схватила полотенце с крючка на двери и туго завернулась в него, подоткнув край подмышками. Зеркало запотело. Я провела по нему тыльной стороной руки, чтобы разглядеть своё отражение — и нахмурилась. Волосы отрастали после того импульсивного инцидента с ножницами, но всё ещё были короче, чем мне бы хотелось, и, увы, неровные. Как только высохнут, снова начнут торчать на затылке, и никакой укладкой это не победить. Как только я встану на ноги, первым делом пойду в нормальный салон — пусть хоть кто-то спасёт то, что я с собой натворила. А пока стоит хоть как-то привести себя в порядок.

Я вспомнила о портновских ножницах в своей комнате. Возможно, они слишком тупые для стрижки, но всё же лучше, чем ничего.

Плотнее подтянув полотенце, я открыла дверь ванной и собиралась стремглав проскочить в спальню — и на полном ходу врезалась в Фредерика, лицом прямо в его грудь.

Его голую грудь.

Должно быть, я перегрелась — то ли от душа, то ли от смущения, то ли от всего сразу, — потому что его кожа показалась почти