Альфа Волк (СИ) - Манилова Ольга Страница 13

Да, будь это иная реальность, а не та, в которой у меня кружится голова от моего босса-мерзавца: одновременно от похоти и ненависти.

И босса-мерзавца.

И Альфы-мерзавца.

И истинного-мерзавца.

— Ведь… хорошие новости? Для компании, я имею в виду, — заключаю осторожно и планирую взгляд в сторону отвести.

Как говорится, человек предполагает, а провиденье располагает.

Поэтому планирую и планирую, и не отвожу, потому что не могу. Только папку бесполезную отодвигаю к краю стола.

Он никак не отмечает движение.

Тяжелые серые глаза фокусируются на мне.

— Да. Пока наиболее перспективный тендер для возможностей компании в микро-секторе. — Он слегка выпрямляется, но не отнимает плеча от косяка. — Ты проектируешь магию, не так ли?

Я перекатываю последнюю фразу в голове несколько раз, в попытке ухватить искажение смысла. Где насмешка или уловка. Двойное значение. Но… не могу понять.

Я никогда не могу его понять.

— М-магию? — запинаюсь я, но не останавливаюсь. — Магия — это здравоохранение, наверно. И это я не только проектирую. Здесь над продуктом работает сорок специалистов.

О чем ты сам должен знать, на самом деле подразумеваю.

— Но ты придумываешь. Ты создаёшь. Ты порождаешь, — ровно говорит он, словно погоду обсуждает.

Пальцы моей правой руки поглаживают ламинированную поверхность стола. Дерево — холодное. Возможно, оно остудит подкрадывающийся к щекам румянец.

— Ты создаешь, а я разрушаю, — продолжает Каин. — То, что я умею лучше всего. Лучше всех. Я разрушаю, сколько себя помню.

Смотрю на него во все глаза и собственного громкого выдоха пугаюсь.

Хочу перевести все в шутку, но через пару мгновений… не знаю зачем. Он абсолютно серьезен, а тон лишен негативной окраски. Словно рядовая строка в собственной биографии, произнесенная роботом-клоном. Равнодушным… к оригиналу самого себя.

— Ты знаешь, что случается с Альфой, непринятым его истинной Омегой? — имитирует он собственный же непроницаемый тон.

Теперь за поверхность стола я уже цепляюсь.

Омегам приходится чрезмерно худо, если их не принимает Альфа, и если истинный исчезает или умирает. Но сознательное непринятие происходит редко. Возможно, никогда, потому что я ни разу не слышала о подобном. Ни в мифах, ни в легендах такой сюжет не прокручивается, даже как трафарет трагедии.

Но Альфы… С каждым днем непринятия сердце Альфы учащается.

Будто срывается с прежней оси и теряется в свободном полете, выжигая себе путь в пропасть.

Бьется сильнее и чаще-чаще-чаще.

Пока не разорвется.

Защитный механизм для Омег, наверно. Единственный внушительный поводок власти. Это вынуждает Альф хорошенько задумываться над тем, как завоевывать Омег. Какими способами и какой ценой завоевывать. Чтобы не спугнуть и совсем не потерять. Конечно, Альфа не способен физически нанести вред своей истинной Омеге, но с такой мощью и разгульной властью, как у Альф, можно додуматься как обходить инстинкты или временно их обманывать.

— Не знаешь?

— Знаю, — отвечаю тихо.

— У них разрывается сердце, — говорит он, будто моего голоса так и не прозвучало. — И от них ничего не остается, кроме куска мяса.

Я не понимаю, почему ему надо стоять так далеко. Аж у самой двери. Почему он не двигается?

Невероятным усилием воли разрываю глазной контакт, чтобы сфокусироваться на цветке гарцинии возле экрана.

Впору продышаться, как после пробежки, потому что… Черт побери, зачем я вообще жалею, что он не приближается ко мне? Это притяжение Омеги реально не имеет ни разума, ни границ.

— Я знаю, — повторяю глухо, но вскидываю голову на него вновь. — Я… Прости, я не понимаю тебя. Я… никогда не принимала тебя за человека, который придет добиваться… своего… взыванием к жалости.

Он не может не чувствовать, что я не оскорбляю его, и, слава провиденью, он не упрямничает.

— Нет, — опускает он взгляд себе под ноги и усмехается. А потом смотрит снова на меня, но столь мрачно, что я даже издаю какой-то невнятный звук. — Я не за этим пришел, кошечка.

А вот теперь он полностью меняет позу, и я понимаю, что прежде его тело позволяло себе некоторую расслабленность.

— Мое не разорвется, — заводит он обыденным тоном, но голосом столь вышколенным в степенности, будто палач очередной приговор зачитывает, — потому что ты сдашься. Ты не преодолеешь всего этого. И я обещаю, каждое утро ты будешь охотно брать в рот, давиться моим членом и заглатывать все, что я тебе дам. А потом умолять о добавке. Каждое утро. Потому что это то, кто ты есть, Яна. И кем являюсь я. Это то, как это должно происходить.

— Кем являешься ты… А какая, — звенящим от злости голосом отзываюсь я, — роль у тебя тут? Стояк из штанов доставать?

Он делает небольшой шаг назад. Только такой Альфа, как Каин, может превращать поступь пятками в предупреждающую.

— Делать все, чтобы тебе это нравилось. Все. Что. Угодно.

Омега страдает, что разозлила Альфу, но переживание растерянности и страха перекрывает все остальное.

— Я никогда не принимала тебя за человека, который добивается своего вызыванием жалости, — повторяю я снова. — Но ты… ведь не человек?

Он делает еще один шаг назад, и оказывается всем телом в коридоре.

— Когда решишь приблизиться, — хрипло говорит он, — тогда и узнаешь, Омега.

— // —

Следующие два дня проходят… не по привычному сценарию.

На душе у меня сыреет. Рассказываю Фредерико свои возмущения по поводу Рапида, но он ожидаемо смотрит на меня скептически. В работу хочу окунуться, но отвлекаюсь. На собственное дерганье отвлекаюсь, потому что внезапно тело дрожь захватывает, а я как со стороны на себя гляжу.

Вечерами перечитываю все, что нарыла про Альф и Омег… времен оборотней. Не самое далекое прошлое, оказывается. Информация скудная, и вовсе не потому что нынешняя власть что-то скрывает. Из прочитанного очевидно, что для оборотней такие дела настолько священны, что они не спешили с миром поделиться.

Встречаю то слово из языка старого света. Льяна. Рапид так назвал меня однажды. Предполагается, что означает «единственная моя».

Еложу потом в кровати долго, полусогнутой ладонью подушку пиная. Фредерико ловит огоньки уличных фонарей глазами — ему разрешается у окна сидеть только глубокой ночью.

Забавно, что это слово — льяна — так перекликается с моим именем.

Моя мама всегда, когда дверь входную открывала и улыбалась… Не могу вспомнить сейчас, вспомню потом.

Рапид приходит на эксперимент, в лабораторию. Центром внимания себя не делает, но…

Игнорировать его невозможно, и у людей все вокруг из перчаток валится. Один только отдел дистанционного зондирования ведет себя достойно и в грязь лицом не падает. Когда уйду, вот только на них можно положиться. Хотя их присобачат дроны бытовые делать, а за полгода они разбегутся по более инновационным компаниям.

Энтузиазм от получения тендера на прототип #13 недолгую жизнь проживает. Базовый эксперимент по наработкам водных источникам энергии с треском проваливается, а это означает: все с начала думать и еще два месяца делать.

Догадываюсь, что мрачная тень Рапида свою роль сыграла.

Но если наработки проваливаются от присутствия кого-либо, надо что-то менять или грош цена такой системе.

Это моя вина, правда. Я и так рассеянная, а последние недели — в облаках летаю, чтобы вниз не сигануть и не разбиться.

Когда я проверяю четвертую фазу прототипа #33, какой-то переполох за спиной, и я отвлекаться не собираюсь.

Дельная идея это была, разделить охлаждающую и нагревающуюся систему проводящим кварцем, создав замкнутую систему баланса. В массовое производство не пойдет — слишком дорого — но будет базой для стремительного рывка в продлении жизни двигателей для горнотранспорта.

Холод и огонь взаимозаменяют себя при наборе пика температуры.

Лишь замкнутый мир механизма прекрасен, повторяю я про себя.

Лишь замкнутый мир механизма прекрасен.