Возвращение - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 12

Устя понурилась.

— Подумай, ежели найдут у тебя книгу с такими знаниями, что случится? Где ты ее прятать станешь?

Устя себя дурой почувствовала. А и правда — где? Как?

Когда она царицей была… да и тогда у нее воли не было! Спрятать что-то? Да что ей было прятать! Только свои чувства! А остальное…

Остальное она и не ценила никогда. Да и не было у нее ничего своего даже цветка в саду. Все государево, и она просто вещь государева… сломанная.

— Да и не научить этому по учебнику. Тут как верхом ехать — хоть ты сколько и чего расскажи, а на коне все иначе.

— А все одно — страшно.

Волхва только улыбнулась, ладони коснулась.

— Себя слушай. Не только силой тебя Матушка Жива одарила, Устинья Алексеевна, а еще и характером сильным, я же вижу. Ты с ней справишься. А как прабабка твоя приедет вскорости, поможет да поучит.

— Благодарствую.

Устинья опять отмахнула поклон.

— Не благодари. Беги домой. Плохо будет, коли тебя хватятся.

— Да… сестрица.

— И не переживай ни о чем. Что в твоем сердце — Матушке ведомо. А что напоказ, то игрой и будет. Для людей, для родителей, для чужих и злобных глаз. За то Матушка Жива никогда не прогневается.

Устя опять поклонилась. Страшно ей было. Здесь-то, в роще, в безопасности она. А там?

А там мир.

И в нем… знает она, что однажды случилось. И более не допустит. А все одно страшно.

Волхва покачала головой, потом подошла и обняла ее, как маленькую. По голове погладила.

— Глуп тот воин, который перед битвой страха не ведает. Верю, справишься ты. А теперь — иди. Лунный луч под ноги, светлой дороги…

И Устя побежала обратно, не чуя под собой ног.

Пореза на руке и не чувствовалось. И шрама. Как и не было его.

* * *

До вала Устя почти долетела. И через ров перепрыгнула, и на вал почти взлетела.

И с вала ссыпалась.

А вот потом… по городу-то пройти надо! А время — самый разбойничий час, первые петухи уж пропели, а вторых ждать надобно. Темнота, чернота, хоть ты глаз выколи.

Устя не спотыкалась.

То ли пожелание Богини действовало, то ли зрение у нее обострилось — по темным улицам она летела лётом.

И добежала бы до дома невозбранно, да вновь крутанулось колесо судеб.

На темной улице сталь зазвенела.

Пятеро мужчин в иноземном платье, в широких шляпах, отбивались от десятка татей. Хорошо отбивались. Умело.

Двое татей уже лежали ничком, кажется, еще кто-то… Устя прищурилась. Пробежать бы мимо, да не получится. Ей по этой улице возвращаться! Круг сделать?

Так она бы сейчас пробежала, за угол завернула, еще одну улицу прошла — и дома. А обходить…

Страшно.

Может, подождать чуток? Сейчас передерутся они, тела ограбят, да и уйдут? А она уж тогда домой? Все одно ее не видно, она в проулке, к стене прижалась…

На схватку Устя даже и не смотрела. Еще не хватает, чтобы ее заметили!

Так… выглядывала краем глаза.

Бросит взгляд, опять спрячется, опять бросит взгляд.

В этот раз татям не повезло.

Первый раз она выглянула — их было уже восемь. Потом шесть.

Потом осталось двое мужчин в иноземном платье, а татей не осталось вовсе. Устя скрипнула зубами. Это плохо. Если б тати верх взяли, они бы сейчас тела с собой утащили, обобрали, да и в ров скинули. К примеру.

А иноземцы сейчас стражу еще кликнут… это надолго!

А и ладно! Битва закончена, она сейчас пробежит по заборчику, протиснется — и домой.

Один из иноземцев стоял на коленях перед другим. Устя прислушалась. Тут и не желаешь, а чужие слова сами змеями в уши ползут.

— Я никт доу, мин жель, я никт доу…

Не умирай, душа моя, не умирай…

Перевелось оно словно бы само собой. Устя невольно замедлила шаг. Ну и что — иноземцы! Тоже ведь люди.

Потяжелело под ключицей, там, куда пришлась боль от соловья. Снова вспыхнул черный огонек.

Словно во сне, Устя отлепилась от забора, по которому протискивалась мимо иноземцев, подошла ближе.

Раненый мужчина лежал ничком, голова запрокинулась, второй загораживал его и шептал что-то невнятное, просил не умирать. Хоть Устя лембергский и выучила в монастыре, а все одно, половину слов не понимала.

Помочь?

Она ничего не умеет. А как не справится? Хуже будет!

Хотя — нет. Тут уже не будет. Если она сейчас не поможет, только домовину заказывать и останется. И мужчине, опять же, плохо…

Попробовать?

Устя прислушалась к черному огоньку у себя под сердцем, и словно что-то толкнуло ее вперед, завертело-закрутило…

Глава 3

* * *

Сорок раз себя Рудольфус проклял за глупую затею.

Но — как иначе-то?

Что может понравиться молодому парню? То и может. Кутежи, вино, женщины, развлечения. Вот и уговорил он юного царевича Теодора сходить с ним к блудницам. В новый, недавно открытый бордель.

Говорят, девочки там действительно из Франконии, и такое вытворяют, что местным простушкам и во сне не приснится. А еще можно там покурить опиум. И вино там настоящее, с виноградников Лауроны.

Это стоило проверить.

И вот, Рудольфус, царевич Теодор, и еще несколько молодых лембергцев, отправились в бордель. Выпили, конечно.

И откуда взялись разбойники?

О, эта дикая варварская Росса! Здесь могут зарезать кого угодно!

В Лемберге могли сделать все то же самое, и даже средь бела дня, но Рудольфусу сейчас было не до сравнений.

Конечно, они победили, что такое десяток глупых «мюжихоффф» против лембергских дворян! Тем более, у них даже оружие было плохое, а у Рудольфуса, у Дрейве, у Малиста — кольчуги под камзолами! Правда, Малисту досталось дубиной по голове, но это не страшно, ему и чем покрепче перепадало.

А вот царевич…

Зачем этот юный глупец полез в драку?

Но вот ведь… и полез, и поймал нож в живот, и лежит теперь…

Если он умрет, Рудольфусу придется бежать из Россы. А ему здесь так хорошо… было?

Руди попытался определить рану, и понял, что все плохо. От раны явственно несло нечистотами, то есть проживет цесаревич дня три. В лучшем случае.

Отчаяние накатывало волнами, и бедно одетую девушку Руди заметил не сразу. А потом и поздно было. Даже двигаться — поздно.

Откуда она взялась?

Вышла