Судьба принцессы - Дарья Котова Страница 12

— Какую историю? — спросила она. — Про то, как он убил собственную мать?

— Да. Его мать была главой рода и имела четырех дочерей. По законам Великой Матери любая дроу могла родить лишь трех наследниц. Тогда жрице Шелар’рис пришлось выбирать: она убила самую слабую из своих дочерей. На беду, та оказалась от ее второго супруга, очень мужественного и честного темного эльфа. Тот вступился за дочь, но проиграл жрице самой Тьмы и был убит вместе со своим ребенком. Император… Тогда он, конечно, не был Императором… Так вот он отомстил матери за смерть отца и младшей сестры и убил и ее, и старших сестер, а потом поднял восстание, отрубил голову Верховной Матери и сверг матриархальные устои, которые существовали у темных эльфов со времен их перерождения.

— Так просто, — с легкой улыбкой ответила Элиэн, внутренне содрогаясь: она не представляла, каким надо быть бесчувственным и жестоким, чтобы поднять руку на собственную мать и сестер. Разве можно потом ожидать от такого мужчины, что он будет добр? Удивительно, что он не избивает и по-другому не измывается над Элиэн — видимо, не находит времени. Или она ему не интересна.

— Так это только на словах легко, — хмыкнул Жерис. — Император — исключительный. Отец рассказывал, как они сражались в войну Света. Император самолично вел войско. Он блистательный стратег и лучший воин Темной Империи. Все в Темной Империи его боготворят, он — ставленник Тьмы, и только с ним мы защищены от этих безумных светлых…

Оборотень осекся, виновато глянув на Элиэн. Та даже вида не подала, что ее задели слова Жериса.

— Не ожидала обнаружить в таком величественном, но холодном замке сад, — будничным тоном заметила она.

— Император самолично проектировал замок и столицу. Он, конечно, советовался с градостроителями, но большая часть планов была составлена именно им. Императорский замок — это настоящая крепость, ее стены не возьмет штурмом даже многотысячная армия. Так что сад действительно выглядит странно, — подробно принялся рассказывать оборотень. — Его Император приказал посадить для своей единственной выжившей сестры, Вилеши. Отец рассказывал, как она гулял по этому саду, когда он только видел свой рассвет, — с тоской вздохнул Жерис.

— А сейчас? — сочувственно поинтересовалась Элиэн.

— Сейчас здесь почти никто не бывает, разве что леди Стефалия, но она редко приезжает с севера… Император даже хотел убрать сад и сделать здесь еще один внутренний двор для стражи, но я попросил его оставить все как есть.

— И он прислушался к вашим словам?

— Да, Император строг, но справедлив. Он заботится о всех своих подданных. Я объяснил ему, что сад — это моя жизнь и память о моих родителях. Моя мать умерла здесь, и душа ее слилась со всеми растениями. Я не мог оставить их.

Жерис еще много что рассказывал, а Элиэн слушала и недоверчиво усмехалась про себя: в ее голове никак не укладывался образ Императора, который мог убить свою семью, но пожалеть старого садовника. Вадерион Шелар’рис был властным, жестоким и его не интересовало мнение окружающих. Он был чудовищем.

* * *

Он был чудовищем. Вадерион развалился на троне, с удовольствием наблюдая за тем, как трясутся плечи лорда Кав’сари. Его голос был тверд, однако страх чувствовался даже на расстоянии десятка метров, которые разделяли Императора и его нерадивого подданного, посмевшего подвести своего повелителя. Лорд Кав’сари исподлобья взирал на величественную фигуру темного эльфа с тяжелой черной короной на голове. Император подавлял, здесь была только его власть и ничья иная. Высокая — даже для дроу — мощная фигура опытного воина, взгляд багровых глаз, способных, казалось, видеть всех насквозь, ледяная маска на лице — никто не знал, что ожидать от Императора в следующий момент, — но самое главное — все, от позы до последнего жеста, до изгиба бровей и наклона головы говорило о власти. О полной и всеобъемлющей власти. Когда в зал входил Вадерион Шелар’рис, все замолкали. Его слово было законом, его власть не могла оспариваться. Никто никогда не посмел бы перечить Императору.

Кав’сари продолжил лепетать оправдания, надеясь на невозможное — на снисхождение повелителя. Вот только Вадерион милосердием никогда не страдал. Он с ленцой взирал на стоящего на коленях подданного и размышлял о том, что в последнее время его стали маловато бояться, раз позволяют себе такие проступки. Надо было напомнить всем, кто их господин.

Когда Вадерион резко встал, речь Кав’сари тут же оборвалась, а стоящие у стен лорды Мелады — они дожидались своей очереди для аудиенции — вздрогнули и покорно склонили головы. Но фигура Императора все равно притягивала их взгляды. Шакалы, наблюдающие за тем, как тигр будет перегрызать шею овце.

Вадерион остановился перед Кав’сари: старший в своем роду, этот лорд был гордым и непреклонным дроу, однако сейчас он дрожал как осиновый лист. Он не смел поднять взгляда, но услышал, как клинок выходит из ножен. Несущий Смерть — полуторный меч из лосской стали, вершина кузнечного искусства и бесценная реликвия. Много тысяч голов было отсечено им, мечом Императора, еще в войну Света и позже. Он оправдывал свое имя.

— Лорд Арелин Кав’сари, из-за вашей халатности и попустительства создалась угроза нашей могущественной Империи. Тьма не прощает ошибок. Я, Вадерион Шелар’рис, правитель Темной Империи, приговариваю вас к смерти. И пусть это будет уроком каждому.

Отрубленная голова с глухим стуком упала на выложенный черными плитами пол. Вадерион размеренным шагом — это была походка пантеры-убийцы — прошел к трону и вновь уселся на это чудовищное сооружение, внушавшее трепет подданным даже без его императорского тела на нем. Рядом стоял еще один трон, поменьше. Когда-то Вадерион поставил его для своей супруги, которая появилась только спустя века. Сейчас же ему и в голову бы не пришло усадить по правую руку от себя свою жену. Он не собирался позориться.

Демонстративно вытирая меч, Вадерион властно приказал:

— Продолжаем. Ринер, следующего.

Подданные, которые только понадеялись, что на сегодня экзекуция окончена, вновь вздрогнули. А Вадерион мысленно усмехнулся: он только начал. И пока стража выносила из зала труп, Император вальяжно уселся на троне, зная, что за каждым его жестом следят лорды. Боятся, трясутся и следят: ждут слабины. Восемьсот лет он ими правит, а