Джон Макдональд - Тепло твоих рук Страница 34

Тут он внезапно переменил тональность, заявил, что был неправ. Голос у него даже задрожал, когда он это произносил. Сообщил, что попал в ужасный переплет, что его могут заставить совершить нечто скверное и, если я ему не помогу, его станет разыскивать полиция. Сказал, что если бы нашлось место, где мы были бы одни, он смог бы все это мне объяснить. Вот я и поехала с ним сюда, и в ту же секунду, как он убедился, что в доме никого нет, он стал посмеиваться, что-то напевать и стаскивать с меня одежду, говоря при этом, что так рад, что я хочу сделать ему маленький подарок на прощанье, раз уж я не собираюсь с ним в дальнейшем встретиться. Сказал, что с моей стороны это очень честный поступок и такой милый сентиментальный финал нашего пятилетнего романа.

Я рыдала, кричала, изо всех сил старалась вырваться. Это произошло прямо тут, в гостиной. Это напоминало кошмарный сон, когда движения ваши замедленны, вы не можете издать громкого звука, на вас набрасывается какое-то животное, и никто не приходит к вам на помощь. Он вывернул мне руки и разорвал одежду, начал насиловать меня на диване, мы упали на пол и завершил насилие он уже на полу, и когда я ударила его коленом, он кулаком стукнул меня в лицо, но не разозлился. Смеялся, хихикал и что-то напевал. Я перестала от него отбиваться. Как только он стал действительно… насиловать меня, я почувствовала себя в полуобморочном состоянии.

Потом я осталась одна и беззвучно заплакала. Я переползла на диван и накрылась старым зеленым пледом. Услышала, как хлопнула дверца холодильника, и вскоре он вошел, обгрызая ножку холодного цыпленка. Бросив косточку в камин, он облизал запачканные жиром пальцы и оделся. Ухмыльнувшись, сказал, что хотел бы провести со мной побольше времени, но у него еще много дел. Я понимала, что он уезжает и больше я его не увижу, и внезапно мне пришло в голову, что это значит, что у меня не будет возможности убить его.

Я даже не подозревала, что меня захватывает мысль убить его — пока в какой-то момент не заставила себя прекратить слезы и улыбнуться ему. Его это удивило. Я сказала, что теперь уж он должен взять меня с собой. Он подошел, присел возле дивана на корточки и, уставившись на меня, предупредил, что с моей стороны крайней глупостью было бы обратиться в полицию по поводу случившегося, потому что я привела его сюда, заведомо зная, что дома никого нет, что он может доказать, что я приходила к нему, когда он жил у вас, что мне следует помнить, что как только мы сюда пришли, я позвонила на работу и солгала, что нездорова. Я заставила себя рассмеяться. Сказала, что люблю его. Когда тебя переполняют чувства, которые я испытывала, и приходится говорить смердящему животному, что любишь его, буквально физически ощущаешь, что от таких слов во рту образуются глубокие язвы и из десен начинают вываливаться зубы.

Я ему заявила, что найду его, где бы и когда бы он этого ни захотел, причем на его условиях. Пусть поможет мне Бог, но мне сдается, я заставила его поверить всему этому. Он сказал, что я странным путем пришла к такому решению, а я ответила, что, должно быть, такая я женщина, и с этим ничего не могу поделать. Все же он был немного настороже. Он не пообещал точно, что свяжется со мной, но сказал, что, возможно, даст о себе знать. Сделав над собой усилие, я поцеловала его в его грязные, отвратительные губы и произнесла несколько слов любви. Сами видите, я не могла позволить ему уйти из моей жизни и не оставить мне шанса… увидеть его распростертый труп и знать, что именно я помогла сделать с ним это. Я заявила, что буду ждать с упакованными вещами. Никогда не думала, что когда-нибудь захочу прикончить кого-то. Отцу всего этого я рассказать не в силах. Не представляю, что он сделает.

Дуайт вышел с победоносным видом, как будто совершил что-то замечательное. Я собиралась придти к вам и рассказать обо всем этом. Он ушел, и после этого я могла еще поплакать. Я поднялась, собрала одежду, которую он изорвал, и что могла сделала, чтобы вселить в себя надежду, что у меня не будет от него ребенка, после этого меня стошнило, я приняла горячую ванну, потом проглотила две таблетки транквилизаторов, которыми пользуется отец, и с тех пор сидела вот так, ни о чем конкретно не думая, а лишь переполняясь к нему ненавистью. Хочу, чтобы он прислал за мной. И я отправлюсь к нему. Какое-то время я думала, что не стану вам рассказывать. Ну а если все пойдет наперекосяк? Предположим, он за мной пришлет, но все будет развиваться совсем не так и я не смогу ему отплатить? Я должна быть уверена, что вы до него доберетесь. И если он за мной пришлет, я скажу вам об этом. Если он сам за мной явится, я найду способ оставить для вас записку…

Кем я себя представляла? Миссионершей? Принцессой? Почему он мне казался таким романтичным? Я уже теперь не такая дура, лейтенант. Я превратилась в смертоносное оружие. Я очень сообразительна и сильна. Когда-нибудь он поймет, что совершил ужасную ошибку, ужаснейшую…

Тихий, лишенный эмоций голос замолк. Губы ее продолжали двигаться, она опустила голову на лежащую на столике книгу, охватила голову руками, и мне уже было неясно, плачет она или перестала. Когда я коснулся рукой ее плеча, она вздрогнула. Я убрал руку. Я оглядел ее комнату в лучах неверного света. На этажерке были расставлены маленькие куколки во всевозможных крестьянских одеяниях. У моей дочери есть любимая кукла-мексиканка. На ее кровати сидела, уставившись на меня, здоровенная кошка, изготовленная из панциря черепахи.

— Кэти?

— Что?

— Чтобы расквитаться с ним, будет достаточно привести к нему нас. Мы не допустим, чтобы вы рисковали собой. Вы очень смелая девушка, очень тонкий человек. Я пришлю врача, чтобы провести тщательное обследование. Доктора Сэма Хессиана. Я введу ею в курс дела. Человек он прекрасный. Вашему отцу я скажу, что это по поводу вашего глаза. Еще я ему скажу, что придя сюда с Макейрэном, вы с ним повздорили, он толкнул вас, и вы упали, он после этого ушел, а вы были в полуобморочном состоянии, увидев его истинное лицо, и сердце у вас разбито.

— Сердце у меня разбито. Это действительно так, — сказала она, выпрямляясь. — Мне подумалось, что надо полностью потерять рассудок, чтобы захотеть кого-то убить.

— Лучше бы вашему отцу не видеть вашу разорванную одежду.

— Он не увидит.

Я поднялся, она тоже поднялась, причем лицо ее при этом исказила гримаса боли.

— Все мне говорили, — с горечью произнесла она. — Я никого не желала слушать. Сама все знала лучше всех. Я ходила на свидания, испытывая чувство скуки и превосходства — мой доблестный белый рыцарь, мой несчастный обездоленный герой томился в неволе, страстно ожидая момента свободы, когда я смогу утешить его, преподнеся священный дар любви. Он всячески поощрял во мне эту дурость своими письмами. Зачем ему это было? — Внезапно она посмотрела на меня более пристально и спросила: — А почему вы приехали сюда? Вам отец позвонил?