После развода. Хирург, не возвращайся! - Анна Раф Страница 13

По щекам начинают течь слёзы.

– Мой мальчик… А как вы узнали, что срок именно тридцать шесть недель?

– При вас была обменная карта. Мы позволили себе порыться в вашей сумке в поисках хоть каких-нибудь документов, – голос Синицыной становится более серьёзным. – Анастасия Николаевна… Вы помните, как здесь оказались?

Зажмуриваю глаза, силясь вспомнить хотя бы что-нибудь, но…

Безуспешно.

– Нет, – шепчу. – Помню только, что я шла через дорогу и… На меня неслась машина. Потом удар и всё.

– Вас спасла проезжающая мимо скорая помощь. Вас заметили практически сразу после того, как вы потеряли сознание. Вы пролежали в снегу совсем немного. Ни переломов, ни отморожений у вас нет. В рубашке родились, не иначе.

– Это точно, – грустно ухмыляюсь. – В рубашке.

– Вы ведь понимаете, что с этим делом придётся разбираться полиции? Всё-таки характер ваших травм – отчасти криминальный. Вас сбили и уехали, не оказали помощь, не вызвали врачей. Оставили умирать. Если бы не проезжающая мимо скорая, которая так оперативно доставила вас сюда, мы вряд ли спасли бы и вас, и малыша.

– Я помню сильное кровотечение.

– Да, у вас была преждевременная отслойка нормально расположенной плаценты, которая сопровождалась массивным кровотечением.

По телу волной проходит дрожь.

– Всё это подождёт, – произношу решительно и поднимаю глаза на врача. – Когда я смогу увидеть моего сына?

– Думаю, что сегодня вечером, – поглядывает на часы. – Сначала у вас должна отойти анестезия, после вам нужно будет выспаться и отдохнуть.

– А сейчас нельзя? –грустно отвожу взгляд в сторону. – Конечно, я понимаю, что нельзя.

Материнское сердце разрывается на части от разлуки с моим ребёнком. Мой маленький мальчик, мой Сашенька сейчас совсем-совсем один, без мамы…

– Пока нельзя. За ребёнком пока необходим пристальный контроль врачей, – с сочувствием смотрит на меня Маргарита Павловна. – Но, думаю, сегодня вечером или завтра утром вы сможете увидеть своего ребёнка. Как вы себя чувствуете?

– Голова болит, – жмурюсь. – Ног пока не чувствую. И есть очень хочется.

– Хорошо, – улыбается Синицына. – Сейчас вам принесут поесть. Скажите, у вас есть близкий человек, который мог бы привезти всё необходимое? Зубную щётку, полотенце, одежду… Тапочки.

Сердце вновь начинает разрываться. Из глаз невольно текут слёзы.

– Нет… – печально отвечаю. – Никого нет.

– А отец малыша? – задумчиво спрашивает Маргарита Павловна.

Может быть, действительно наступить себе на горло и позвонить Темникову? В конце-концов, он – отец Сашки. Но хочу ли я, чтобы мерзавец, променявший меня на мою подругу, знал о малыше? Я ведь так тщательно оберегала свою беременность, так старалась сохранить её в тайне…

Или может позвонить Маше?

Дочь на протяжении четырёх месяцев не звонила мне, а на мои звонки она поначалу не отвечала, а после и вовсе закинула меня в чёрный список. После этого я пошла на то, о чём сначала даже не думала.

Я поменяла номер телефона. А старую сим-карту разрезала на две части и выбросила в ближайшую мусорку.

Отрицательно мотаю головой.

– Нет, отец ребёнка… Нет.

– Друзья, подруги? – вопросительно округляет глаза Синицына.

– Тоже нет…

Была у меня подруга. С первого класса за одной партой сидели. Весь медицинский вместе прошли. Она – крёстная мать моей старшей дочери. И она – та, на кого променял меня мой бывший муж.

Да уж… Кажется, только сейчас я впервые в полной мере осознаю всю плачевность своего печального положения.

Совсем одна. Никого нет.

У меня есть только мой крохотный новорождённый комочек, который сам так отчаянно нуждается во мне, а я ничего не могу сделать. Даже прийти к нему в отделение на своих двоих, подержать его за ручку, спеть тихо колыбельную, чтобы он услышал мой голос.

– Ладно, хорошо, – произносит Маргарита Павловна, явно заметившая моё смятение. – Что-нибудь обязательно придумаем. А сейчас, вам нужно отдохнуть. В скором времени у вас пройдёт анестезия, начнёт сокращаться матка. Это будет очень и очень болезненно. Также, после того, как ваша чувствительность вернётся, вам нужно будет ходить, хотя бы по чуть-чуть. Через силу, через боль. Так что советую вам поспать, пока есть такая возможность.

– Хорошо, спасибо… – шепчу, испытывая невероятную благодарность по отношению к этой женщине.

– Позже к вам придёт медицинская сестра и расскажет об особенностях восстановления после кесарева сечения. А пока спите, Анастасия Николаевна. Спите и постарайтесь не переживать ни о чём.

– Хорошо, я постараюсь.

– Вот и умница, – улыбается Синицына и покидает палату.

Меня начинает знобить. Тело покрывается мелкими мурашками, пальцы на руках начинает подрагивать. Голова настолько тяжёлая, что я не могу оторвать её от подушки.

А ещё говорят: “если было кесарево – ты не рожала, ты не мать!”. Нагло врут! Это просто оскорбительная фраза, унизительная и жестокая! Все женщины, вне зависимости от того, каким способом родили, стали матерями! Самыми лучшими матерями для своих малышей…

Сама не замечаю как, проваливаюсь в сон – неглубокий, достаточно поверхностный. Сквозь него я прекрасно слышу всё, что происходит за стенами моей палаты.

С губ срывается тихий стон. Анестезия начинает отходить, и швы на матке, как и сама она, начинают болеть.

– М-м-м, – постанываю сквозь сон и чувствую, как чья-то тёплая рука накрывает мою холодную ладонь.

– Господи, Настя… Что с тобой произошло? – слышу голос, который мне до боли знаком.

Это что… Темников? Он здесь?!

ГЛАВА 14

ГЛАВА 14

Анастасия

Нет-нет-нет, это не может быть он… Откуда этот предатель может здесь взяться? Это невозможно! Мне показалось, почудилось…

Темников – последний, кто мог прийти ко мне!

– Настя, – голос бывшего мужа звучит всё отчётливее.

Мне становится страшно. Всё тело поражается одним сильнейшим спазмом. Я вся напряжена, от макушки до пяток. Не могу расслабиться, не могу открыть глаза…

Ничего не могу.

Могу только пытаться контролировать дыхание, которое настолько слабое и поверхностное, что, кажется,